23 минуты мая
Шрифт:
— Я не знала этого тогда. Не знала, как ты поступишь утром, если я останусь. Почему ты не нашел меня позже?
Задаю вопрос, мучающий меня все это время. Ведь он сразу узнал меня, когда я позвонила в первый раз.
Влад тяжело вздыхает и берет меня за руку, уводя вглубь парка. История, которую он рассказывает, повергает меня в шок и вызывает чувство стыда. Я хоть и пыталась себя убедить, что мы с Владом друг другу никто, но все равно сильно обижалась, что он со мной холоден. А он переживал за дядю, борющегося за свою жизнь.
При встрече я и предположить
— Сашка хромает на правую ногу и пользуется тростью, но это лучше, чем сидеть в инвалидном кресле, — грустно заканчивает Влад.
Я ставлю себя на его место и вздрагиваю. Если бы я, сойдя с трапа узнала, что с одним из моих близких случилась авария, мне бы точно не было никакого дела до любовных переживаний. Я бы все силы бросила на то, чтобы поставить родного человека на ноги.
— Мне жаль, что такое случилось. А этого Даудова арестовали?
— Да. Он сдал много подельников, а потом его убили в тюрьме. Наверное, за длинный язык.
Мы еще долго бесцельно гуляем по парку и разговариваем на отвлеченные темы, оставляя на время проблемы позади. Я выясняю, что Влад любит синий цвет, неприхотлив в еде, но есть аллергия на цитрусовые.
Вся беззаботность улетучивается, когда мы натыкаемся на Лелю и Максима. Сестра фоткает его с огромным разноцветным леденцом на палочке, а сын, дурачась показывает ей синий с оранжевыми разводами язык.
— Он выглядит счастливым, — хрипло шепчет Влад, — ты молодец.
— Я все делала, чтобы Максим ни в чем не нуждался, но и не баловала. Хотела, чтобы он знал цену вещам и радовался подаркам.
— Это хорошо, — Влад сосредотачивается на моем лице. — К тринадцати годам я стал довольно капризным. Однажды мне подарили велосипед, о котором я все время говорил. Родители так радовались, что смогли достать именно ту модель, которую я хотел. Их очень быстро раскупали, предзаказ был на несколько недель вперед. А я пнул его и закрылся в своей комнате, потому что у соседского мальчишки появился велик лучше, — Влад тяжело вздыхает. — Один из самых постыдных моих поступков. А перед своим днем рождения, я все время канючил, чтобы они вылетали раньше. Они разбились, перенеся вылет.
Лицо Влада чернеет, словно на него набегает туча, а глаза становятся стеклянными. Сердце разрывается, когда я вижу, его таким: с отпечатком вины внутри.
Я не виню его за то, каким он был. На его месте я, скорее всего, вела себя так же. Родителям всегда хочется побаловать своего ребенка, особенно единственного, а у обеспеченной семьи для этого больше возможностей.
— Влад, ты ни в чем не виноват, — говорю твердо. — Поверь мне как матери, они вылетели раньше не потому, что ты капризничал, а потому, что хотели провести этот день с тобой. Я бывала в подобной ситуации и, клянусь, ускоряла работу как могла, потому что скучала по Максиму и очень хотела к нему.
В глазах Влада все еще мелькает
32
Вчера Влад открылся для меня с новой стороны. Я видела его страстным мужчиной, холодным решительным боссом, теперь прибавилась нежная сторона и… израненная.
Мы долго бродили по парку, узнавая друг о друге все новые и новые факты. И я ловила себя на мысли, что мне это нравится. Так спокойно и комфортно.
Разве можно чувствовать подобное рядом с мерзавцем? Или это мои чувства затмили разум?
Еще меня удивило, что Влад ни разу не попытался приблизиться к Максиму. Сначала меня это насторожило, подумала, что ему не хочется знакомиться с сыном. Но позже я поняла, что таким образом Влад проявил ко мне уважение, дав возможность самой решать, когда их познакомить. Дао время, чтобы подготовить Максима к такой судьбоносной новости.
Полвечера мы с Лелей обсуждали сложившуюся ситуацию, но к конкретному выводу так и не пришли. Для себя я решила, что буду плыть по течению и действовать по обстоятельствам. Сначала пусть Влад выяснит кто написал сообщение. Если это кто-то существует.
На работу я приезжаю с опозданием в десять минут, залетаю в кабинет и замираю. Два сюрприза: один приятный, второй — нет.
На моем столе стоит красивый букет бирюзовых гипсофилов, а в кресле сидит Катя Опенгер и нагло листает бумаги.
Предельно ясно: зачем она здесь. Хочет указать мое место и запретить приближаться к Владу. Возможно, в другой ситуации я бы чувствовала перед ней вину. Но данный момент я чувствую только раздражение.
Да, я спала с Владом, но это было давно. Да, у нас общий ребенок, но это не значит, что мы обязательно будем вместе. Есть множество семей, где родители в разводе, счастливо женаты на других людях, но продолжают общаться с детьми.
Быстро осматриваю кабинет. Коллеги сжались за своими компьютерами как мыши и стараются не привлекать к себе лишнее внимание.
Отмираю и приближаюсь к своему рабочему месту.
— Здравствуйте. Могу я вам чем-то помочь? — говорю вежливо, даже стараюсь улыбнуться.
— Вы опоздали, — чеканит холодно Катя.
— Прошу прощения, такого больше не повторится.
Эти слова даются мне с трудом. Я бы поняла, если бы меня отчитала Ольга Матвеевна, Влад или Александр Петрович. Опенгер возглавляет другой отдел, пусть их строит.
— Конечно, не повторится, — женщина поднимает на меня презрительный взгляд и оглядывает им от макушки до пяток, — иначе быстро вылетишь отсюда.
Бедные ее подчиненные. Она же грубиянка, не соблюдающая субординацию. Как можно тыкать и угрожать незнакомому человеку? Немного напоминает мне Байдина, когда он еще был говнюком.
Опенгер швыряет папку, которую листала до моего прихода и поднимается, подходя ко мне в плотную:
— Не смей к нему подходить, — шипит так тихо, что я с трудом ее слышу.