25 июня. Глупость или агрессия?
Шрифт:
Далее, в процитированном выше приказе № 01 Военного совета Белорусского фронта от 15 сентября 1939 г. перед войсками фронта ставилась боевая задача: «содействовать восставшим рабочим и крестьянам Белоруссии и Польши (подчеркнуто мной. — М.С.) в свержении ига помещиков и капиталистов» [34]. Итак, новый предлог № 2 был на самом деле самым старым, он возвращал бойцов и командиров в славную эпоху Гражданской войны и мечтаний о мировой революции. Эта красивая схема прожила ровно один день. К концу дня «те, кому положено» поняли, что борьба польских рабочих и крестьян, да еще и поддержанных несокрушимой Красной Армией, должна была бы закончиться победой. Но эта победа не планировалась. Планировалось нечто совсем иное — с конца сентября 1939 г. и вплоть до 22 июня 1941 г. Польша (даже в совершенно секретных, для публики не предназначенных документах) называлась исключительно и только «бывшей
Затем появился предлог № 3, каковой мы и встречаем в приказе Военного совета Белорусского фронта за номером 005 от 16 сентября 1939 года: «Польские (подчеркнуто мной. — М.С.) помещики и капиталисты поработили трудовой народ Западной Белоруссии и Западной Украины… бросили наших белорусских и украинских братьев (польских „братьев“, как видим, уже нет. — М.С.) в мясорубку второй империалистической войны…» [34]. Еще более четким был текст обращения В.М. Молотова к «гражданам и гражданкам нашей великой страны», переданный по радио 17 сентября и опубликованный в газетах 18 сентября 1939 г. В обращении Молотова уже не было ни «трудящихся», ни «панско-буржуазных поработителей». Была только «кровь» — чужая польская и родная украинско-белорусская: «События, вызванные польско-германской войной, показали внутреннюю несостоятельность и явную недееспособность польского государства… От советского правительства нельзя требовать безразличного отношения к судьбе единокровных украинцев и белорусов, проживающих в Польше, и раньше находившихся на положении бесправных наций, а теперь и вовсе брошенных на волю случая. Советcкое правительство считает своей священной обязанностью подать руку помощи своим братьям украинцам и братьям белорусам, населяющим Польшу…»
Эта замечательная аргументация пережила своих авторов и пользуется спросом по сей день. На нее не повлияли ни тот факт, что в 1945 году значительную часть так называемой «Западной Белоруссии» (бывшее Белостокское воеводство) пришлось вернуть назад в Польшу, ни то, что «братья украинцы» уже 15 лет назад вышли из состава советской империи и благодарить Россию за «руку помощи» явно не собираются…
Покончив за две недели с Польшей, Сталин, не теряя ни дня на передышку и отдых, продолжил реализацию своих «прав», зафиксированных в секретном дополнительном Протоколе. 28 сентября 1939 г. в Москве был подписан «Договор о взаимопомощи» (примечательно, что слово «дружба» не было использовано!) между СССР и Эстонией. 5 октября 1939 г. аналогичный по названию и содержанию договор был подписан с Латвией, а 10 октября 1939 г. — с Литвой. Во всех трех случаях «взаимопомощь» предполагала размещение на территории прибалтийских государств советских воинских контингентов, примерно равных по численности армиям этих государств. Так, в Эстонию были введены части 65-го стрелкового корпуса (65-й СК) обшей численностью 21 тыс. человек, в Латвию — части 2-го СК обшей численностью 22 тыс. человек, в Литву — 16-го СК общей численностью 19 тыс. человек. При этом численность армии мирного времени трех этих государств составляла соответственно 20, 25 и 28 тыс. человек [34].
Следует особо отметить тот факт, что дислоцированные в Эстонии, Латвии и Литве части Красной Армии представляли собой лишь малую часть той группировки, которая была развернута на границах этих государств в конце сентября начале октября 1939 г. Тогда, для того чтобы «подкрепить» дипломатическое предложение о «взаимопомощи» в полосе от южного берега Финского залива до левого берега Западной Двины (Даугавы), были сосредоточены три армии (8-я, 7-я, 3-я) и отдельный стрелковый корпус в составе 20 стрелковых и 4 кавалерийских дивизий, 10 танковых бригад обшей численностью 437 тыс. человек (34, стр. 180). Причем, как стало сейчас известно, задача этих войск отнюдь не сводилась к одной только «демонстрации флага».
Документы, рассекреченные в 90-е годы, однозначно свидетельствуют о том, что командованием Красной Армии была подготовлена операция по разгрому вооруженных сил прибалтийских государств и насильственной оккупации их территории. Директива наркома обороны СССР № 043/оп от 26 сентября 1939 г. требовала «немедленно приступить к сосредоточению сил на эстоно-латвийской границе и закончить таковое 29 сентября». Войскам была поставлена задача «нанести мощный и решительный удар по эстонским войскам… разбить войска противника и наступать на Юрьев и в дальнейшем — на Таллин и Пярну… быстрым и решительным ударом по обеим берегам реки Двина наступать в общем направлении на Ригу… 28 сентября 1939 г. командование Краснознаменного Балтфлота получило приказ привести флот в полную боевую готовность к утру 29 сентября. Перед флотом была поставлена задача „захватить флот Эстонии, не допустив его ухода в нейтральные воды, поддержать артогнем сухопутные войска на побережье Финского залива, быть готовым к высадке десанта…“» [34]. Добровольное согласие правительств Эстонии и Латвии на заключение договора с СССР сделало запланированную военную акцию излишней, и документы о ее подготовке на многие десятилетия скрылись в недрах военных архивов.
Финляндия была самой «многолюдной» среди четырех балтийских стран, отданных в советскую «сферу влияния» (численность ее населения составляла в 1939 году 3,65 млн. человек, в то время как в Литве — 2,9 млн., Латвии — 2 млн. и в Эстонии 1,1 млн.). Что же касается территории Финляндии, то она почти в два раза превышала по площади территорию трех прибалтийских стран, вместе взятых. Да и расположена Финляндия была «очень неудобно» для потенциального агрессора: большая часть огромной, 1300-километровой советско-финской границы проходила по безлюдной, бездорожной лесисто-болотистой местности, переходящей на севере в заполярную лесотундру. Не было секретом для советского командования и наличие на Карельском перешейке полосы долговременных укреплений, прикрывающих кратчайший путь из Петербурга в Гельсингфорс через Виипури (Выборг). Последнее по счету, но первое по значимости — в Москве знали, что руководство Финляндии занимает твердую позицию в деле отстаивания суверенитета своей страны, к сомнительным предложениям Советского Союза относится с большим недоверием, и поэтому простым запугиванием решить вопрос едва ли удастся.
Отчетливо понимая, что Финляндия окажется «крепким орешком», военно-политическое руководство Советского Союза начало планирование военной операции задолго до того, как 5 октября 1939 г. глава правительства СССР и народный комиссар иностранных дел Молотов позвонил финскому послу в Москве и сообщил ему, что Советский Союз желает обсудить с правительством Финляндии «некоторые политические вопросы». Уточнить, какие именно «политические вопросы» будут обсуждаться. Молотов отказался, но потребовал приезда финской делегации в Москву в кратчайшие сроки. В. Таннер (участник этих переговоров, а с начала «зимней войны» — министр иностранных дел Финляндии) в своих мемуарах пишет: «7 октября Молотов стал настаивать на ответе. На следующий день Деревянский, советский посол в Хельсинки, позвонил Эркко (тогдашнему министру иностранных дел, — М.С.), чтобы сказать, что Москва буквально „кипит от негодования“, поскольку ответ до сих пор не получен; что отношение Финляндии к приглашению разительно отличается от реакции на него стран Балтии — это может отрицательно повлиять на двухсторонние отношения. Эркко ответив, что он не знает, как вели себя страны Балтии, но финское правительство ведет себя в соответствии с ситуацией…» [23].
На беду или к счастью — финляндское правительство не знало тогда всей «ситуации». Мы тоже не знаем всего, но некоторые фрагменты картины подготовки Советского Союза к войне с Финляндией в настоящий момент уже известны. Так, уже 30 декабря 1938 г заместитель начальника Генштаба РККА комдив Смородинов направил Военному совету Ленинградского округа директиву на проведение «окружной оперативной игры, с привлечением к ней Военного совета и руководящего состава штаба Уральского округа». Условия обстановки этой «игры» формулировались следующим образом: «Восточная сторона. 1-я и 2-я армии Северного фронта с целью наиболее прочно обеспечить Ленинград, во взаимодействии с КБФ и Ладожской флотилией, развивают наступательную операцию с основным направлением на Виипури (Выборг), Сан-Михель (Миккели)». Разработанный материал по игре приказано было представить в Генштаб к 1 апреля 1939 г. [233].
Готовились к «наиболее прочному обеспечению Ленинграда» и в штабах Краснознаменного Балтийского флота. Уже 17 марта 1939 г. в штабе КБФ (по указанию Главного морского штаба) было разработано задание на проведение «двухсторонней оперативной игры». Игра должна была состояться 26–28 марта 1939 на Главной базе КБФ в Кронштадте. Примечательно, что в задании на «игру» были указаны вполне конкретные даты начала наступления:
«…2. Приморские группы Красной армии на Карперешейке и на южном побережье Финского залива на рассвете 27.07.39 переходят в наступление на Виипури (Выборг) и Раквере (город на территории Эстонии).
3. Флоту Красных одновременной высадкой десанта захватить острова восточной части Финского залива…»
Однако самое интересное в задании на эту игру заключается в описании обстановки, предшествующей началу боевых действий: «На Карперешейке 22-23.07.39 в районе деревни Майнила имели место ряд крупных пограничных инцидентов с Синими… В 10.00 24.07 в районе маяка Кальбодигрунд неизвестная ПЛ (подводная лодка) утопила ТР (транспорт) красных…» [234].