25 июня. Глупость или агрессия?
Шрифт:
В тот же день, 22 июня, пришли в движение и главные ударные соединения Северного фронта: 1-й и 10-й мехкорпуса. Первый по счету боевой приказ (без номера, написан от руки) командир 10-го МК генерал-майор И.Г. Лазарев отдал в 8.50 22 июня: «Поднять части и привести в боевую готовность. Быть готовым к выступлению» [200]. Следующий приказ того же дня (без номера и без указания точного времени): «После истечения срока боеготовности частей в ночь на 23.6.41 подготовиться к выступлению. Ориентировочно район к-хи [кирхи] Хейниоки» [201]. Странно, но этот приказ ещё содержат указание: «Огнеприпасы на руки не выдавать».
Но уже в 23.10 22 июня командир
К вечеру 23 июня соединения 10-го МК (21-я и 24-я танковые дивизии. 198-я моторизованная дивизия) вышли из пунктов предвоенной дислокации и сосредоточились на южных окраинах Ленинграда. В ночь с 23-го на 24 июня огромный, грохочущий и изрядно дымящий «железный поток» 10-го мехкорпуса (по состоянию на 1 июня 1941 г. в корпусе числилось 469 исправных танков, 86 бронемашин, 34 гусеничных тягача, 1090 автомашин, 450 мотоциклов) прошел через Ленинград на север в сторону Выборга [202]. Дивизии корпуса имели задачу выйти в район ст. Кямяря, п. Хейниоки, п. Муола, ст. Тали (см. карту № 6).
В штаб 1-го мехкорпуса первое по счету боевое распоряжение (б/н) поступило в 10.50 22 июня: «Комвойсками приказал 3-ю тд и 163-ю мсд поднять и подготовить к выступлению. Время выступления и маршрут будет дан дополнительно» [203]. В 14.15 22 июня командир корпуса генерал-майор М.Л. Чернявский отдал боевое распоряжение №1: «Командирам 3-й тд, 163-й мсд, 5-го мцп (мотоциклетный полк). Подготовить части в полную боевую готовность. Части рассредоточить в укрытых местах своих лагерей и принять все меры охранения. Готовность к выступлению постоянная…» [204]. Наконец. в 22.11 22 июня дивизии 1-го мехкорпуса получили приказ начать немедленно марш по маршруту Псков–Луга–Красногвардейск (Гатчина) и к утру 24 июня сосредоточиться в районе южных пригородов Ленинграда (Пушкин, Пулково). Все это вполне соответствовало всем известным предвоенным планам, в соответствии с которыми 1-й МК как главный резерв командования фронта сосредотачивался южнее Ленинграда.
Однако внимательное знакомство с оригиналами документов позволяет обнаружить и нечто новое. Так, боевой приказ (б/н) на выдвижение 163-й моторизованной дивизии, подписанный командиром 1-го МК в 22.05 22 июня, напечатан на оборотной стороне топографической карты [205]. Возможно, в штабе корпуса не нашлось на тот момент чистого листа писчей бумаги, а счет времени шел уже на часы и минуты. Для первого дня войны, начавшейся отнюдь не по планам советского командования, в этом ничего удивительного нет. Примечательно другое: в штабе мехкорпуса, дислоцированного в районе Пскова. «под рукой» оказалась не топографическая карта Псковской области, и не карта соседней Латвии, и даже не карта вражеской Германии, а топографическая карта… Финляндии. Этими картами 163-я мд была обеспечена в избытке. На обратной стороне листов топографической карты южной Финляндии отпечатаны приказ о паролях и отзывах на 24 июня [206], распоряжение командира дивизии об усилении разведбата взводом танков БТ-5 от 24.00 24 июня [207], докладная записка об обстоятельствах аварии бронемашины «БА-20» от 26 июня…
Нарушая хронологию изложения событий, сразу же отметим, что на фронт войны с «белофиннами» 163-я мд так никогда и не попала. 30 июня 1941 г., в связи с катастрофической обстановкой, сложившейся в полосе Северо-Западного фронта после форсирования немцами Западной Двины (Даугавы), 1-й мехкорпус был из состава Северного фронта исключен и переброшен в новый (а фактически — старый, исходный) район Пскова — Острова, навстречу наступающим частям 4-й танковой группы вермахта. Для войны с немецко-фашистскими захватчиками на своей территории довоенные планы и довоенные карты уже не годились. Более того, они стали опасным «вещдоком». Поэтому 29 июня начальник оперативного отдела штаба Северного фронта генерал-майор Тихомиров отдает следующее распоряжение начальнику штаба 1-го мехкорпуса полковнику Лимаренко: «Имеющиеся в корпусе карты
Получив это указание, полковник Лимаренко в 23.20 29 июня отдал следующий приказ своим подчиненным: «Немедленно в штаб корпуса командирам 3-й тд и 163-й мcд выслать по одной машине и по одному представителю для поездки в штаб Северного фронта для получения карт. Ранее полученные карты, все без исключения (подчеркнуто мной. — М.С.), подготовить к сдаче и сдать непосредственно на склад карт в Ленинграде» [209]. Сдать «все без исключения» так и не удалось. Уже после фактического разгрома 163-й мд, 31 июля 1941 г., список оперативных дежурных по управлению 163-й мд выполнен опять же на обороте карты Финляндии… [210].
Вернемся теперь в 23 июня 1941 г. Максимальная протяженность маршрута частей 1-го МК на марше к Гатчине составляла 200-250 км. Для гусеничных машин (танков, артиллерийских тягачей) марш такой протяженности представляет большую и трудную задачу. Трудную, но вполне решаемую. Как выше уже было упомянуто, 56-й танковый корпус Манштейна прошел 300 км от границы до Даугавпилса (Двинска) за четыре дня. Примерно такой же по протяженности рейд совершил от границы до Даугавы и 41-й танковый корпус Рейнгардта (см. карту №8). Причем немцы не просто маршировали, а (как все еще принято считать) «преодолевали ожесточенное сопротивление частей Красной Армии».
Соединения 1-го МК (3-я танковая и 163-я моторизованная дивизии). не встречая ни малейшего противодействия со стороны наземного или воздушного противника, вышли в район Красногвардейска (Гатчины) за двое суток, но с огромными «потерями». Сбор отставших на марше колесных и гусеничных машин продолжался еще несколько дней. Судя по оперативной сводке № 7 штаба 1-й тд, даже к 28 июня из 337 танков дивизии в исправном состоянии в районе сосредоточения находилось всего 255 единиц. Из 40 тяжёлых трехбашенных танков Т-28 отстали на марше по причине «горения фрикционов» 17 машин [211]. Лишь к 1.00 30 июня (оперативная сводка №11) число исправных танков выросло до 278 [212]. Если у танков могли «сгореть фрикционы», то потери личного состава в ходе марша в глубочайшем тылу не имеют ни какого объяснения.
Тем не менее, по документам штаба 3-й тд в дивизии на 28 июня числилось всего 7359 человек (начсостав — 665, младший начсостав — 1147, рядовых — 5547) [213]. Это очень странные цифры. По штату в танковой дивизии должно было быть 10941 чел. личного состава. Уже к 1 июня 1941 г укомплектованность 1-го МК личным составом составляла 87% [214]. После 1 июня части и соединения западных округов пополнились личным составом в рамках так называемых БУС («большие учебные сборы»), т.е. скрытой мобилизации. 23 июня мобилизация в Советском Союзе стала открытой и всеобщей, и войска Ленинградского округа (Северного фронта) были в целом пополнены мобилизованными резервистами до штатных норм.
Никаких пояснений по поводу того, что численность личного состава 3-й тд к 28 июня составляла (еще? уже?) 67% от штатных норм, в документах штаба дивизии не обнаруживается. Некоторое же представление о том, как происходил марш частей 1-го мехкорпуса можно получить из приказа, подписанного командиром и начштаба корпуса после 25 июня (точная дата в документе не указана): «Сосредоточение соединений корпуса, произведенное из Пскова в район Красногвардейска, показало, что штабы соединений и частей не умеют организовывать, обеспечивать, регулировать марш и управлять им. Командиры частей и подразделений не командуют колоннами, не организуют их боевого обеспечения, технического замыкания, эвакуации и восстановления отставшей и аварийной материальной части. Движение колонн происходит неорганизованно и стихийно. Пунктов сбора аварийных машин не назначают. Командный состав подразделениями на марше не руководит. Командиры машин шоферами не управляют, машины двигаются и останавливаются как хотят. Дисциплина марша отсутствует совершенно. Сигнальных флагов на машинах нет. Колонны неуправляемы, машины не имеют своих постоянных мест в колоннах…» [215].