30 июня
Шрифт:
— …Ну вот, другое дело. Но он точно учёный?
— Точно — Ярара обмахивалась кисточкой хвоста — Он биолог. Психика устойчивая, настрой оптимистичен. Одинокий, сейчас живёт на даче. Там уже рой телезондов.
Некоторое время командор рассматривал на экране изображение упитанного невысокого человечка с залысинами.
— Твоя кандидатура, Урумма?
На экране вспыхнула новая картинка — высокий тип с буйной шевелюрой.
— Художник. Насчёт устойчивости психики я бы не поручилась своей шкурой, но не дурак, это точно. Одинокий, сейчас живёт в сельской
— Как будто тут есть динамические и объёмные — фыркнула Ярара.
Некоторое время Иахрр рассматривал обоих претендентов, шевеля ушами и закручивая хвост в кольца.
— Ну вот что. Начнём с учёного. Урумма, твой художник пойдёт как запасной вариант. Всё-таки психика у этого — он ткнул пальцем в толстяка — устойчивей, похоже.
Приват-доцент Густав Карлович Кляйн был доволен жизнью. Всё складывалось как нельзя лучше — и место на кафедре удалось получить без проблем, и оклад приличный, и диссертация почти готова. И тема очень важная, нужная для России — «популяция майского жука в условиях русского Севера». Конечно, и тут есть недалёкие ретрограды, неспособные понять его труды. Ну что же, такие люди нашлись и в Германии. Из-за них герр Кляйн лишился места на кафедре, из-за них был вынужден переехать в Россию.
Густав Карлович намазал на хлеб тонкий слой масла, положил икорки. Налил рюмочку коньяка, смачно выпил и закусил. Вообще-то он привык на завтрак получать горячее, но кухарка, она же экономка, она же уборщица, нынче слегла, так что приходилось довольствоваться сухим пайком. Ничего, зато пообедаем в местном ресторанчике — недорого и вкусно…
Нет, хорошо всё-таки, что он подался в Россию. Ещё лучше иметь соответствующих друзей, особенно соотечественников, освоивших Россию несколько ранее. Без их помощи… Ну разве где-нибудь в Лейпциге профессор тамошнего университета может себе позволить вот так, на собственной даче завтракать икрой и коньяком? А уж про доцента и речи нет — казённая квартира, с кургузой ванной на кухне, утром бутерброды с повидлом и вечером кружка пива с сосиской. Да, в России жить можно, надо только уметь…
Доцент, прихлёбывая кофе, вышел на крыльцо. Эх, хорошо! Вот пройдут экзамены, студентов отправят на каникулы, а герр Кляйн — в отпуск. В оплачиваемый отпуск, что важно. Поедет в Германию… А может, для начала прокатиться в русский Крым?
Чёрный шар проявился, как изображение на фотобумаге. Густав Карлович стоял, открыв рот, не в силах пошевелиться, а из открывшегося шара уже выбирались существа, в само существование которых герр Кляйн ни за что не поверил бы, если бы не собственные глаза.
— Привет тебе, добрый человек.
Стоявшее посредине существо, похожее на какую-то древнюю золотую статую демона с хвостом, было на голову выше приват-доцента. Из прозрачного пузыря, коим была покрыта голова чудовища, на Густава Карловича смотрели янтарные кошачьи глаза. Герр Кляйн икнул и плашмя рухнул на землю, лицом вниз.
— Что с ним, Урумма? — командор недоумённо обернулся к докторше.
— Сейчас, сейчас… Иахрр, он… он умер!
— То есть как умер? Почему умер?
— Я… Я не знаю, Иахрр… Но сам посмотри — она ткнула пальцем в золотой перчатке в крохотный экранчик наручного прибора — Сердцебиения нет, дыхания нет… Он точно умер, Иахрр!
— Чтоб я облез! — командор в сердцах огрел себя хвостом — Ну не везёт, и всё тут… Надо же, какое нелепое совпадение…
— …Заземление, тёть Кать, для громоотвода самое главное. Без хорошего заземления, тёть Кать, любой громоотвод — тьфу…
Борис развлекал тётушку, продолжая копать. Тётя Катя что-то стряпала на веранде, окна которой по случаю жары были распахнуты настежь.
— Что значит учёный человек — весело, чуть насмешливо отвечала тётя — Доходчиво всё разъясняет. Все вёдра в землю зарыл…
— Так они старые же были, тёть Кать. Дырявые…
— Так запаять можно было!
— Не горюй, тёть Кать — Борис вовсю орудовал лопатой, засыпая последнее ведро, соединённое с другими своими собратьями толстой проволокой — Вот вырасту большой, куплю тебе сто вёдер. Веришь?
— Тебе да не верить! — рассмеялась тётушка — Кому тогда?
Вообще-то она была не слишком расстроена утратой старого железного хлама. Бог с ним! Зато племянник наконец занялся полезным для хозяйства делом. Вот, гляди-ка, громоотвод соорудил. Доброе дело — тётушка до сих пор вспоминала, как в позапрошлом году молния запалила дачу у Бурмистровых — еле загасили…
И только Мурёна, лежавшая на подоконнике, хитро щурила свои кошачьи глаза. Она-то всё понимала — сооружённое студентом заземление намного превосходило скромные потребности громоотвода.
— … Мне кажется, Иахрр, это не просто совпадение. Между его внезапной кончиной и нашим появлением есть прямая связь.
Урумма сидела за столом неподвижно, сцепив пальцы рук в замок, и только хвост да уши выдавали эмоции. Вся команда была подавлена очередной неудачей.
— Какая связь? Когтем не тронули…
— Он мог умереть от страха.
— Урумма, думай, что говоришь. Как можно умереть от страха? От страха либо убегают, либо нападают. В крайнем случае от страха можно обмочиться, но не умереть.
— Ты говоришь про оррков, командор. У людей другая физиология.
— У кого? Ах, да…
— Я применила местное самоназвание аборигенов. Не спорь, Иахрр. Я уже разобралась с их физиологией. У людей слабая сосудистая система сердца, при внезапном сильном стрессе оно просто отказывает — и все дела.
— Доказательства? — прищурился командор.
— Я согласна с Уруммой — вмешалась Ярара — У них то и дело мелькают выражения типа «умираю со страху». Это неспроста. Язык любых разумных существ отражает реалии жизни.
— Гм… — командор в раздумье свивал и развивал хвост — Странные существа, коллеги, вы не находите? Как они выжили, уму непостижимо… У них тут что, нет причин для страха? Они ничего и никого не боятся?
— Мне кажется, тут всё дело в интенсивности эмоций — вновь подала голос Ярара — Недаром в местном языке есть два разных понятия — «страх» и «ужас». До какого-то предела реакция аборигенов… да, людей… до какого-то предела реакция нормальная. Либо нападение, либо бегство. При превышении этого порога — смерть от остановки сердца.