30 лет в ОГПУ-НКВД-МВД: от оперуполномоченного до заместителя министра
Шрифт:
С весны 1929 года начинается новый этап в жизни Богданова, когда он своей парторганизацией, в соответствии с собственным желанием, командируется в Череповецкий окружной отдел ОГПУ на должность помощника уполномоченного. Теперь его деятельность на три десятилетия связывается с органами ОГПУ-НКВД-МВД [А. 1-А.7].
Первой самостоятельной работой Богданова в органах можно считать должность уполномоченного в районном городке Мяксе, расположенном под Череповцом. Помимо основной работы, молодой чекист являлся по совместительству членом бюро районных комитетов ВКП(б) и ВЛКСМ, а также членом президиума райисполкома. Кроме того, с 1929 по 1930 год он исполнял обязанности председателя районной контрольной комиссии ВЛКСМ. Став в 1929 году членом партии, он свой комсомольский билет сдал только в 1935 году, как переросток.
Удостоверение
Младшая сестра Катя, окончив в 1929 году учёбу в школе, устроилась работать телефонисткой на городскую станцию.
Позднее брат Николай помог ей перебраться работать на коммутатор ОГПУ, где зарплата была гораздо выше. Свою маму, Анну Леонтьевну, заботливый сын не оставил без внимания, и она жила в нашей семье до самых своих последних дней.
Вполне резонно возникает вопрос: почему Н.К. Богданов добровольно пошел работать в органы внутренних дел, которые в то время представляло Объединенное Государственное Политическое управление, более известное под своим сокращенным названием ОГПУ?
Здесь могут быть представлены такие аргументы. Начнем с того, что отцу исполнилось тогда 22 года, и его должны были забрать в армию. Во всяком случае никаких серьезных причин, кроме заботы о матери, которой в ту пору было 56 лет, и о достаточно повзрослевшей младшей сестре, для того чтобы (как теперь говорят) откосить от военной службы, у него не имелось. Как свидетельствуют сохранившиеся бумаги [А.6], в 1929 году через окружную комиссию по вербовке отец подавал заявление о приеме его в военную школу. К данному заявлению, как и полагалось, он приложил необходимые справки и свидетельство об окончании Профтехшколы. Все эти документы благополучно затерялись в недрах бюрократической машины, и отцу в последующем пришлось писать в разные инстанции (Череповецкий Окружной Военный Комиссариат, Череповецкий Городской Совет Рабочих, Крестьянских и Красноармейских Депутатов и даже в областное Архивное бюро) с просьбой возвратить ему свидетельство об образовании. Однако эту проблему ему, видимо, так и не удалось решить, поскольку ни среди личных бумаг, ни в служебном деле мне такого свидетельства увидеть не пришлось.
Вполне возможно, что кто-то посоветовал Николаю вместо военной школы, требовавшей вполне очевидного отъезда из родного дома, поступить в местные органы ОГПУ, которые находились здесь же, под боком, и позволяли в определенной мере сохранить домашний статус-кво. Кроме того, известно было, что денежное содержание в органах полагалось неплохое, даже в сравнении с довольствием военнослужащих. Не последнюю роль в те годы могла играть и романтика собственного причастия к организации, в руках которой находился карающий меч революции. Во всяком случае в анкетах и автобиографии теперь появилась запись: «В Красной Армии не был, так как к моменту призыва в РККА находился на работе в органах ОГПУ и там был оставлен».
Так или несколько иначе Богданов оказался в Череповецком окротделе ОГПУ. Данное событие произошло, очевидно, где-то в апреле 1929 года (так указано в некоторых вариантах автобиографии), но окончательно переход документально установлен 6 июня 1929 года, когда будущий генерал официально вошел в ряды легендарных чекистов. Приказа о назначении нового сотрудника обнаружить не удалось, а потому юридическим подтверждением начала чекистского стажа явился для Богданова послужной список, составленный почти через год — 30 апреля 1930 года.
Работа в должности помощника уполномоченного продолжалась всего 2 месяца. Как это ни странно, но этот весьма краткий период времени должен был явиться пока что единственной школой перековки технаря, имевшего за плечами лишь диплом чертежника (в Февральской и Октябрьской революциях участия никакого не принимавшего ввиду молодости, в составе родственников лишенных избирательных прав и раскулаченных не имевшего, никакой связи с заграницей не поддерживавшего, к судебной ответственности никогда не привлекавшегося), в сотрудника, в общем-то, совершенно иной, юридической области. Естественно, что ни по жизненному опыту, ни по полученному образованию молодой чекист (как и большинство его собратьев по органу власти) абсолютно не был подготовлен юридически грамотно решать сложные и тонкие вопросы ведения следственных дел (особенно уголовных и, тем более, политических), правильно оформлять документы и, конечно же, проводить аресты и допросы подозреваемых. Увы, для Советской власти, декларировавшей диктатуру пролетариата и стремившейся заменить чуждую буржуазную законность на революционную целесообразность, все это представлялось совершенно несущественным,
После прохождения в помощниках всего лишь двухмесячных неофициальных оперативных университетов Богданов тем же окротделом ОГПУ, решившим, видимо, что время не терпит и науки хватит, командируется уже на самостоятельную чекистскую работу «специально по борьбе с кулачеством» в качестве районного уполномоченного ОГПУ по Мяксинскому району Ленинградской области.
Городок Мякса, расположенный в 35 км к юго-востоку от Череповца на железнодорожной линии Вологда-Волхов, хотя и являлся центром одноименного района, ничем особенно примечательным не отличался. В небольшом населённом пункте имелись пристань, паровая мельница, маслодельни, кирпичный завод. Местные жители в то время сеяли лён, зерновые (рожь, пшеницу, ячмень) и кормовые культуры, разводили молочный скот.
Для повышения служебного рвения и усиления возможности товарищеского воздействия на молодого оперработника, его следовало побыстрее из комсомольцев, кандидатов в ряды партии, перевести в члены ВКП(б), что и было сделано Мяксинским райкомом партии в декабре 1929 года, выдавшим новому коммунисту-большевику партийный билет № 1447164. При этом в личном деле собственной рукой работника записывались обязательные формулировки следующего содержания: «В рядах ВКП(б) ранее не состоял. Никогда не исключался и из партии не выбывал. К оппозиции не примыкал. Никаким партийным взысканиям не подвергался». Так, в соответствии с существовавшими требованиями, отец указывал во всех своих анкетах в течение многих лет службы, пока всё не перевернулось совершенно неожиданным образом.
Итак, началась служба Николая Богданова в ОГПУ, которую он добросовестно нёс в течение 30 лет, постоянно находясь под бдительным оком своих непосредственных и прямых начальников, партийных и контрольных органов, эпизодически подвергаясь спецпроверкам в отношении компрометирующих данных в своей биографии. Что ж, так оно, наверное, и должно быть, ибо только абсолютно либеральный демократ может совершенно опрометчиво думать, что враг дремлет. К сожалению, в нашем раздираемом противоречиями мире, подстегиваемом завистью и алчностью, невозможно жить спокойно и открыто. В стране должна быть обеспечивающая постоянную боевую готовность мощная армия, с которой никто не пожелает связываться. В ином случае (по Клаузевичу) придётся кормить чужую армию. И должны существовать организации госбезопасности и внутренней службы, обеспечивающие постоянную бдительность, не позволяющие застать страну врасплох или выведать её естественные, собственные секреты. Важно только в этом отношении, как показывает история, не переборщить. А это зависит от мудрости высшего эшелона власти. Той самой мудрости, которая как раз, увы, и является у многих правителей несчастной России самым большим дефицитом.
На каждого сотрудника органов регулярно составлялись аттестации. Первая подшитая в личное дело совершенно секретная аттестация на Николая Кузьмича Богданова, как на «сверхштатного участкового уполномоченного», написана за период с 1 марта 1929-го по 1 марта 1930 года [А.2]. Мне представляется, что ни с этим, ни с рядом последующих документов (которые ему предъявили через 30 лет) отец никогда не ознакомлялся, поскольку при сравнении с его автобиографическими данными вызывает недоумение хотя бы такой момент: почему аттестационный период начинался с 1 марта 1929 года, тогда как ни в одном из своих жизнеописаний Богданов не претендовал на столь ранний срок отсчёта выслуги лет? Дело в том, что личное дело работника органов подразделялось на 3 части. Первая часть, парадная, являлась официальной, и в неё собирались основные, этапные документы о служебной деятельности работника. Вложенные в строгую стандартную папку документы подавались высокому начальству на стол при выдвижениях, назначениях, награждениях и прочих успехах работника. Во вторую, неказистую, часть дела (можно сказать, досье) складывались все бумажки для памяти, на всякий случай. И некоторые из них мы почитаем. Но сам виновник дела обо всех них не должен был знать. Пусть надеется, что про минувшее давно забыли или уничтожили документы за ненадобностью. На стол высокого начальства (или следователя) эта папка попадала, сами понимаете, в крутые жизненные моменты. И тогда при необходимости легко становилось начать любую раскрутку: в таком-то году там-то что вы делали? И понеслось…