30 золотых

Ростовцев Сергей

«Может если признаться, не побьют камнями» – думал он.

Всё внутри холодело и колени могли его выдать, но он молчал.

Наконец стражник сказал хозяину Инры:

– Здесь нет твоих золотых. Ты хочешь признаться в лжесвидетельстве?

– Я говорю правду. – плачущим голосом сказал хозяин Инры. – Спросите господина Коэна.

– Кого спрашивать решит судья. Под стражу обоих. – сказал стражник.

Их повели к судье.

Судья выслушал стражника, потом хозяина Инры и спросил его:

– Ты обвинил

своего раба в одном из смертных грехов. Почему ты это сделал?

– Ни кто, кроме него не мог взять этих золотых.

– Есть ли у тебя долги?

– Есть. Две тысячи динариев за эбеновое дерево и двести динариев за масличное дерево.

– Сколько ты имеешь на сегодняшний день имущества если его продать?

Хозяин Инры качнулся в ужасе. Вопрос означал возможность того, что он станет рабом.

– Я смогу продать то чем обладаю за сумму своего долга.

– И оплату судье сможешь внести? И стражникам?

Хозяин Инры побледнел.

– Отвечай честно.

– Я не знаю.

– Выведите его на площадь и пусть продаст своё имущество. Если не хватит чтобы отдать долги, он станет рабом того кому долг не отдан. – И обращаясь к хозяину Инры, добавил: – Две с половиной тысячи серебряных динариев или пятнадцать золотых с печатью великого Соломона. А оплату суду и страже взять во-первых.

Эпилог старого настоящего

На площади собралось много народу. Когда распродавалось чьё-то имущество, можно было сделать выгодную покупку.

На торги был выставлено жилище хозяина Инры со всем содержимым, мастерская Инры, вместе с инструментами.

Торговали всем этим часа два, продали оптом двум покупателям. Выторговали за проданное две тысячи двести серебряных динариев.

Ни раба, ни жену, хозяину Инры, продавать было нельзя.

Не хватало до назначенной сумы ещё трёхсот динариев.

Рисса стояла возле своего бывшего жилища и выглядела очень несчастной. Инре очень стало её жаль. Нет, он не мог теперь взять её в жёны. Но она вместе со своим мужем стала бы рабыней.

– Я доделаю ложе для господина Левита.– неожиданно сказал Инра.

Готовое ложе оценили на двести динариев дороже, чем неоконченную работу.

– Осталось ещё сто динариев – сказал стражник.

– Если господин освободит меня, я положу в оплату свой личный золотой, подаренный мне господином Коэном. Это составит полную сумму. – сказал Инра и вручил свой золотой хозяину стражи.

Стражник осмотрел золотой.

– Ты свободен. Но должен окончить ложе. И ты свободен – сказал стражник бывшему хозяину Инры.

Инра пошёл в мастерскую вместе с новым хозяином ложа и жилища своего бывшего хозяина. Он рассчитывал доделывая ложе забрать золотые.

– Так он полностью готово – в изумлении сказал тот, кто его купил.

– Мне нужно скруглить ножки, чтобы придать ему большую устойчивость и покрыть лаком.

– Покроешь лаком в моём новом жилище. Эта мастерская уже не принадлежит ни тебе, ни твоему бывшему хозяину. А ножки скруглять не нужно. Там ровный пол. Меня так устроит. Жаль что я заплатил больше на целых двести динариев. Но ничего. Это ложе того стоит. – сказал новый хозяин ложа уже освобождённому Инре.

Ложе унесли рабы нового владельца ложа, а Инра взят горшок с лаком и вместе с владельцем ложа отправился в его жилище.

Там Инра покрыл ложе лаком. Теперь лак крепко склеит верхнюю планку ложа положенной в паз. Золото навсегда останется в ложе. Инре до него не добраться.

Инра вышел из дома, в котором стояло ложе с похороненными в нём золотыми. Но он был доволен. Он был свободен и его не побьют камнями. Золотых он заработает. Но это не было главным, от чего походка Инры была легка и ветерок который развивал его кудрявые волосы, воспринимался ним как ласка. Главным было то, что он отомстил.

Пролог из нового настоящего

Арни проснулся от того, что он повернулся, и старая кровать сильно заскрипела.

Он уже не первый раз так просыпался. Кровать разрушала его сон.

Но на новую кровать денег не было. Да и эту он не купил, а взял с выставки. Выставкой в Израиле назывался «мусорник». Конечно, это был не совсем мусорник. Просто когда аборигены покупали себе новую мебель, старую они выставляли на улицу. Вот выставленную мебель и прочий скарб, эмигранты из СССР, от слова «выставили», и назвали выставкой.

Арни уже не помнил, как следует обозначить это слово. Выставка, как действие или как место, куда выставка происходила.

Не важно.

Можно было, конечно, напрячься и купить новую кровать, но тогда придётся от чего-то другого отказываться. А найти на выставке нормальную кровать под его матрас, нужно везение.

А его матрас был почти единственной утварью, которая попала в его жизнь не с выставки, а из магазина, где он его выбрал.

Он любил свой старый, но жёсткий матрас.

А кровать….

Может к Песаху повезёт? «Устроенные» перед Песахом очищали свои квартиры от старья. Он сейчас не на пособии, а в субботу охота поваляться.

Но с кроватью, что-то пора решать.

В субботу. В субботу можно было открыть все окна и дышать удивительными запахами цветущей улицы. Можно слушать попугаиные карканья. Попугаи, нимфы-карелы, и неразлучники, жили в Израиле просто так. Как воробьи.

Дышать улицей можно было только сейчас, весной, в марте. В середине апреля начиналось пекло. Хамсин, Шараф… С середины апреля жить можно было только под вентилятором. А сейчас было самое начало марта.