31 июня
Шрифт:
– А кто ж исчез?
– Ах, лучше не спрашивайте…
– Что правда, то правда, – поспешно согласился толстяк.
Он отхлебнул пива, подумал немного, потом рискнул высказать суждение:
– А погодка-то разгулялась.
– А вы чего ждали? – сказала буфетчица. – Нет уж, тридцать первого июня иначе и не бывает.
Он поглядел на неё с недоверием, но она ответила прямым, простодушным взглядом. Тогда он вынул из кармана книжечку с календарём, тревожно заглянул в неё, потом снова с недоверием уставился на буфетчицу. Взгляд её был всё так же чист и простодушен. Они уже готовы
– Свят-свят-свят! – ахнула буфетчица.
– Добрый вечер, мадам. Двенадцать бокалов бенедиктина с холодным молоком, и, пожалуйста, поживее.
– Бенедиктин с холодным молоком? Смесь? Двенадцать бокалов?
– Вот именно, двенадцать, – сказал Мальгрим. – Потом, возможно, понадобится ещё. Здесь соберётся бактериологическая секция нашего медицинского конгресса. Я жду делегатов с минуты на минуту.
– Эй, послушайте, – сказала буфетчица, глядя на него во все глаза. – Ведь это вы приходили сюда нынче утром, выпили целую бутылку мятного ликёра, а потом вышли сквозь стенку?
– Да, я, – охотно согласился Малырим. – Ну и что из этого?
– Что из этого! – Она бросила на него отчаянный взгляд, тихонько застонала и отошла к другому концу стойки.
– Сдаётся мне, – сказал толстяк, – она сегодня что-то не в себе.
– Да и вы тоже, друг мой.
– То есть как?
– Ну-ка, взгляните на мой палец! – сказал Мальгрим. Он проговорил это так властно, поднимая палец всё выше и выше, что толстяк не посмел ослушаться. Секунд через двадцать толстяк застыл в неподвижности, подняв глаза кверху, – бесчувственный, словно восковая фигура. Мальгрим больше не обращал на него никакого внимания и занялся стеной. Он чертил на ней какие-то знаки и бормотал заклинания. Снаружи завыл ветер, стена раздвинулась, но за ней, торжествующе хихикая, стоял старый Марлаграм.
– Хи-хи-хи! Что, мой мальчик, не ожидал?
– Эффектный трюк, дядюшка, но, как всегда, дешёвый, – сказал Мальгрим. – Видно, и впрямь пора вам бросать серьёзную работу. Для детских утренников, конечно, ещё сойдёт…
– Вот я тебе покажу детские утренники, наглый щенок! – объявил Марлаграм, делая шаг вперёд. – Да не вздумай просить помощи у Агизикке, у Бултурвзасоса или у кого-нибудь ещё из этой компании, потому что сегодня я их всех заключил в магический пентаэдр, хи-хи-хи!
– Знаю, – сказал Мальгрим презрительно. – Не так уж трудно было догадаться, милейший дядюшка. Но и я времени даром не терял, сразу обратился к Акибеку и Беркаяку. Хотите померяться силами? Нет? Так я и знал. Где уж там, ведь у вас ни настоящей стратегии, ни цельного плана. Теперь-то вы поняли, что у меня преимущество в целый ход?
– Нет, мой мальчик.
– Ну как же! Если вы вернётесь в Перадор и оставите меня здесь, я встречусь с принцессой Мелисентой.
– И не подумаю, мой мальчик.
– Превосходно. В таком случае, вы остаетесь здесь, а я возвращаюсь в Перадор, и опять-таки я в выигрыше. Чистая работа, ничего не скажешь. Помяните моё слово, брошь Мерлина достанется мне.
И он двинулся к зияющему проёму в стене.
– Но тебе не закрыть за собой стену, – сказал
– И пробовать не стану. Пустое дело. Всё равно я в выигрыше, как ни кинь, – сказал Мальгрим и вышел через стену.
– Похоже на то, – пробормотал старик. – Неглупый малый, но слишком самоуверен. Ладно, мы ещё посмотрим.
Он стал быстро расхаживать по комнате и, наткнувшись на остолбеневшего толстяка, небрежно отодвинул его, точно стул. Тем временем на стойке появился поднос с двенадцатью бокалами. Вслед за тем из-под стойки на четвереньках выползла ошалевшая буфетчица. Она поднялась на ноги и уставилась сперва на Марлаграма, потом на толстяка, потом на проём в стене.
– Свят-свят-свят! – Она закрыла глаза, но, вспомнив о своё служебном долге, снова открыла их и поглядела на Марлаграма. – Послушайте, вы можете выпить двенадцать бокалов бенедиктина с молоком?
– Нет, – ответил Марлаграм. – В рот не беру молока.
– Ну, тогда до свиданьица! – чуть слышно сказала буфетчица, потом спотыкаясь прошла сквозь стену и унеслась в Перадор.
Старый волшебник хлопнул толстяка по плечу, приказал ему: «Проснись!», а сам пролез под стойкой и появился по другую её сторону. Толстяк поглядел на него, потом зажмурился.
– Что-то у меня с глазами не ладно, – сказал толстяк. – Послушайте, а куда девалась Куини?
– Это ты о буфетчице? Хи-хи-хи! Завтра утром у неё будет по горло дел на перадорском турнире, хоть сама она, конечно, об этом ещё и не подозревает. А твои глаза… да разве ими что-нибудь увидишь?
– То есть как это?
– Да ты уж сколько лет как мертвец, – сказал Марлаграм. – Выпьешь чего-нибудь?
– Лёгкого с горьким, – уныло ответил толстяк.
– Ты себя губишь, хи-хи-хи! Нет, пинта драконовой крови – вот что пойдёт тебе впрок. Держи!
Совсем обалдевший толстяк вдруг увидел у себя в руках большую кружку, до краёв наполненную тёмно-красной жидкостью.
– Да куда мне столько! Небось опять что-нибудь новенькое для нас припасли? Не забывают они про нас. Интересно, что там.
– Кто это «они»? – сурово спросил Марлаграм.
– Ну… сами знаете…
– Ничего я не знаю. И ты тоже ничего не знаешь. А теперь выпей и оживи. А то куда ни плюнь – одни мертвяки: тыкаются повсюду, высматривают, нет ли где свободной могилы.
– Ну что ж, я выпью.
– Давно пора. А как хлебнёшь драконовой крови, скажешь, какое сегодня число.
Толстяк отхлебнул большой глоток тёмно-красной жидкости. Глаза у него полезли на лоб, но он сразу же так и расплылся в блаженной улыбке.
– А ведь вы правы, ей-богу. И Куини тоже, и тот малый – художник, что был тут нынче утром. Сегодня и впрямь тридцать первое июня.
– Вот так-то лучше, – одобрительно сказал Марлаграм.
– Я вам ещё не рассказывал, как всё это вышло?.. – начал толстяк.
– Нет, не рассказывал – хи-хи-хи! – и не расскажешь. Кто это ещё там?
Филип Спенсер-Смит, входя с Мелисентой в бар, всё ещё хныкал:
– Лапочка, вы, конечно, прелесть, и, может быть, вы с Сэмом, как говорится, созданы друг для друга, но что факт, то факт: из-за вас я рассорился с телебоссами по крайней мере года на два…