Шрифт:
Глава 1
Августовское марево ополчилось на меня. Каждое утро солнце нагло вламывается в комнату и подсвечивает весь хлам вовне и внутри моей одноместной хибарки на окраине Москвы.
В шортах и цветастых носках я спускаюсь на лифте. Из зеркала на меня смотрит опухший от антидепрессантов, небритый, но почему-то веселый парень в своих ранних тридцати (звучит утешающе, правда?).
«Можно мне кофе и булочку с корицей» – это припев моего дня, повторяется на репите вот уже месяц. Булочка
«Антон, я точно не выживу», – начинает Аня, еврейка-редактор, вышедшая замуж пару месяцев назад, но уже страстно ищущая свою голгофу. «Они меня так заебали, опять все не так, опять переделывать», – Аня почти плачет. В ее душу ветхими занозами от старого комода врезались Сергей и Александр – 65-летние начальники в аду горящего продакшена по производству детективных сериалов для старушек.
Если так посмотреть, жизни Александра и Сергея сложились неплохо. Есть где спать, что есть и на чем ездить, даже появилось что-то вроде семьи, но это снаружи, а внутри… Внутри – бескрайная калмыцкая степь отчаяния, степь, в которой постоянно ссыт мятежная когорта дальнобойщиков – мыслей об упущенных возможностях.
Раньше Саша мечтал стать большим режиссером, вести какую-нибудь передачу на главном канале и поливать всю страну своими гениальными мыслями. Вместо этого он мог доставать этим только Аню, которая молча проклинала его перед сном в своих молитвах еврейскому Богу. «Ну он ведь потоп устроил, что ему стоит покарать одного деда», – думала она, но еврейский Бог почему-то не спешил с возмездием.
Сережу же беспокоило лишь одно – работа с Сашей. Он никак не давал Сереже стать доминантным альфа-творцом, которым он мечтал стать хотя бы в старости.
Весь август я наблюдал за этой камерной пьесой и сам участвовал в ней в роли кустика на заднем плане – автора одной из серий злополучного сериала.
– Антон, ну не принимают они, видимо, в этом месяце не заплатят.
– Пиздец, да… – вокруг меня рисовались призраки голодного одиночества, где даже булочка с корицей станет запретным плодом, а главное – блаженный дух моего владельца квартиры, которому неясно чем платить.
Я нашел решение – зарылся в норку из мятых простыней с коричным запахом и уснул.
Глава 2
Мне снилась июльская ночь, нежная, как грудь вчерашней школьницы. Я бродил по московским улицам, прыгал на разбитых машинах, кто-то их бросил на обочинах, как сломанную игрушку. Все текло медленно и вечно, будто млечный путь, затерявшейся в дымке над городом. Я завернул в какой-то из китайгородских переулков и уткнулся в маленький фургончик с надписью «Ритуальные услуги». Я остановился – а что, если я умер и это все просто иллюзия в моей почти остывшей голове?
Я едва открыл глаза, задыхаясь: меня что-то давило так сильно, будто хотело, чтобы я из своего потрепанного дивана провалился прямо в ядро Земли. Я слышал удары сердца, но не чувствовал танца легких. Еще немного, и я отключился. Я летел со скоростью снега, тающего на палящем солнце. Вокруг меня вились цифры, огромный калейдоскоп цифр, я знал, что среди них есть мой номер, номер Антона. Я искал, перебирая последовательности, миллиарды, триллионы, секстильоны – я искал свой номер, будто забытый у раздевалки при входе в огромный театр.
Я нашел его, свой длинный, длинный номер и, как старушка с дрожащими руками, понес его куда-то в теплую бездну.
– Антон, – кто-то сказал сквозь мои вены.
– А? – радостно, как ребенок, подскочил я.
– Развернулся и вышел отсюда на хуй.
Я, послушнее, чем «Сири» ставит будильник, пошел обратно, все так же трепетно держа свой номерок.
Глава 3
У этого мессенджера такой тупой рингтон. Он правда настолько отвратный, что может выдернуть с того света. Я едва наполнившимися жизнью руками беру трубку.
– Антон, у тебя сейчас есть время? – Маша, мы когда-то работали вместе.
– Да, точно есть, меня даже в вечности не приняли.
– Класс, тут есть работа.
Хвала небесам, богам, травинкам, полуживой консьержке, всему, что причастно. Я слышу, как армия булочек с корицей с шорохом отступает прочь, скрываясь за горизонтом моей жизни. Маша обретает форму иконы эпохи Возрождения.
– И что надо делать?
– Ездить, много. Нужно записать интервью-профайлы людей из разных городов, показать, какая у нас разная страна.
– А много этих людей?
– Очень.
Я уже фантазирую, как задаю вопросы дальневосточному туземцу на берегу Тихого океана, убегаю от медведей на Камчатке, лазаю по сибирским горам. Мой первый герой – красноярский гопник-таксист. Мы созваниваемся, я провожу предынтервью.
– И тут мне прилетает в голову, и я падаю. В такой последовательности – башка, жопа, ноги.
– А что вы пили тогда?
– Все.
– В смысле?
– Вэ Сэ Йо.
Я ору от восторга. Телефонные разговоры с моими будущими героями наполняют меня мальчишеской жаждой приключений. Я собираюсь и еду в продакшен познакомиться с командой, хотя нет – кое-что забыл. Пишу Ане.
– Я ухожу.
– А как же серия про женщину, которая стала проституткой, чтобы возбудить интерес престарелого мужа?
Господи, ты ведь знаешь, не я придумывал этот пиздец, правда?
– Ань, я все.
Глава 4
– Вот почему она меня наебывает таким ласковым голосом? – возмущается Махач, что везет меня в продакшен. Таксист уверен, что навигатор заставил его повернуть не туда. – Ладно она бы наебывала таким жестким голосом, как шайтан, типа: «Поворачивай в ад, сука!» Нет! Она берет и нежным женским голосом говорит мне: «Поверните налево».