367 дней
Шрифт:
— О, но ты позволил ей год находиться в коме, пока он проводил незаконные и безнравственные операции на ней, с этим всё было в порядке? — спросил Брок, его тон понемногу становился всё более резким. Ему нужно сдерживать это.
Я окинул его тяжёлым взглядом, что заставило его медленно выдохнуть, плечи расслабились, прежде чем вернуть свой взгляд на Салли, подняв бровь, как бы говоря ему ответить на вопрос Брока.
— Сто тысяч наличными, — произнёс он отчаянным голосом. — Наличными. И он не причинял ей боли, ничего подобного.
— Куда ты привозил принадлежности? — спросил я.
— Нет. Я не могу… — сказал он, тряся головой. — Я вытащил Рию. Она в порядке. Она с вами. Я видел её в старой квартире с вами. С ней всё хорошо. Я не могу сказать, где он.
— Видишь ли, дело в том, что твой босс больной на голову. Правда, он потерял Рию. Но из-за того, что у него её нет, угадай, где он появился и кого забрал вместо этого? — я наблюдал, как понимание отразилось в его чертах лица. — Да, за своей старой возлюбленной. И видишь ли, он был чокнутым с самого начала, но я готов поставить свои деньги, что сейчас он сходит с ума совсем по-другому. И каковы шансы, что в этот раз он будет ждать год? Что остановит его от использования шёлковых простыней с его женой?
От этого Салли побледнел, тяжело сглотнув, будто его ужин пытался вырваться на свободу.
— 2673 шоссе 34. Это старый заброшенный пластический хирургический центр. Там всё ещё есть операционная и всё такое прочее.
Я напряженно кивнул.
— Брок, — произнёс я, кивая на Салли.
— Я иду, — прорычал он.
— Нет, ты отвезешь Салли в полицейский участок для дачи показаний. Где-то через сорок минут, — уточнил я. — После того, как у меня появится возможность поболтать с мистером Робинсоном самому.
— Тиг может…
— Тиг может, но сделаешь ты, — сказал я, голосом словно сталь. Он был слишком заведён. И я тоже. Если я возьму Брока, всё может выйти из-под контроля. Мне нужен Тиг, чтобы он удержал меня, если я сорвусь. И нам нужно, чтобы показались копы так, чтобы я не лишился лицензии за то, что ошиваюсь там, где знаю, не должен бы быть.
— Ладно, мужик, — сказал он, очевидно недовольный, но уже давно запрограммированный следовать приказам.
— Я бы поблагодарил тебя за твоё содействие, — сказал я Салли, — но я думаю, что ты самый настоящий говнюк для этого. Пойдем, — кивнул я Тигу, который развернулся и вышел в открытую дверь.
— На пассажирское, — сказал Тиг, преграждая путь к водительской стороне.
— Тиг, клянусь…
— Я понимаю, что ты зол, так и должно быть. Эта девочка не сделала ничего такого в своей жизни, чтобы заслужить то, что с ней произошло. И хоть я и не знаю Шеннон Робинсон, но я сомневаюсь, что и она заслуживает этого. Единственная ошибка, которую они допустили,— то, что любили этого хрена. Но я не доверю свою жизнь в твои руки, когда ты не можешь даже разжать свои кулаки, — сказал он, кивнув головой на мои руки, сжатые в кулаки у меня по
— Ладно, но если ты будешь вести как бабуля, я прибью тебя, — сказал я, обходя машину и садясь на пассажирское сиденье, после чего он тронулся с тротуара.
Поездка никак не успокоила моих нервов. Даже, наоборот, с каждой прошедшей минутой я становился всё более и более злым. К счастью, здание располагалась всего лишь в десяти минутах езды.
Тиг выключил фары, прежде чем свернуть к зданию, и мы не хлопали дверьми, не желая привлекать его внимание, если он был там со скальпелем и женщиной в бессознательном состоянии.
Здание пластической хирургии было отвратительного лососевого цвета с белой отделкой и странной геометрической архитектурой. Мы наклонились поближе, чтобы заглянуть в окна, ища признаки света, чтобы знать, куда не входить. В конечном счёте, мы решили просто войти через переднюю дверь. Которая, к нашему полному неверию, была на самом деле оставлена совершенно не запертой.
— Насколько слетевшим с катушек он должен быть, чтобы не закрыть дверь? — спросил Тиг, прежде чем мы направились внутрь.
Внутри, хоть всё было заброшено и темно, но было чисто. Я полагаю, что это больше из-за того, что Салли пошёл дальше, чтобы заработать свою сотню касарей. Мы услышали низкий шум музыки, доносившийся сзади с левой стороны, и оба приостановились. Прижимаясь спинами к стене коридора, мы потянулись за пистолетами, которые законно носили, но которые очень редко приходилось доставать, и ещё реже использовать. Мой из кобуры на ноге. Его из-за пояса. Мы двинулись так тихо, насколько позволяли нам наши ботинки, к двери с надписью, на которой говорилось, что там операционная, из-за которой и доносилась музыка
Я взглянул на Тига и тот кивнул, он размахнулся и ударил ногой в дверь.
Это настоящее преимущество — иметь здоровяка, работающего на тебя — двери просто сбиваются с пути, прежде чем разлететься в щепки.
Я думал, я подготовился. Действительно, мало что на самом деле осталось для воображения.
Но как говорится, знать, что он больной и свихнувшийся, и видеть — разные вещи.
Потому что то, куда мы вошли, было операционной, белой с множеством хирургической стали, ослепляемой резким светом сверху. В центре комнаты стоял длинный смотровой стол. И на этом столе лежала Шеннон Робинсон.
Её красивые светлые волосы были чуть влажными, немного темнее, чем на фотографиях, расчесаны прямо и убраны за уши, которые доходили практически до макушки как у фей, из-за чего вероятнее всего, они всегда были прикрыты на всех фотографиях. Это было практически очеловечивающе, обнаружить, что и у неё есть недостатки. Её макияж был нанесён, но плохо, очевидно не её рукой. И она была одета, если можно так сказать, в комплект нижнего белья, состоящего из шелковой фиолетовой юбки с разрезом практически до верха бедра, и в таком же бюстгальтере.