4 Крыма
Шрифт:
Учительница, со своими удивительными и не слишком близкими мне мирами Кобзаря, Хортицы, казаках в Гезлеве в Крыму идет по улице Симеиза... и при виде меня переходит на противоположную сторону дороги. Она в тот момент показалась большей белой вороной, чем возвращавшиеся в это же время татары, державшиеся осторожно и обособленно. Я вдруг почувствовал, что ее все сторонятся, и мой поступок как-то катализировал тему, по поводу которой она и так очень сильно переживала. Если бы знал, что эта история обернется такой обидой для нее лично, занимался бы языком больше других.
Ялта по форме напоминает сердечко. Или задницу, в зависимости от градуса романтизма. Узкая часть это маленькая набережная, западная и восточная половинки уходят в горы по долинам рек, посередине спускается отрог горы. На плоском повершии советское четырехэтажное здание гостиницы, которая показалась удобной для организации трансляции. Поздним утром уже очень жарко, все окна раскрыты настежь, легкие занавески вьются от гуляющего ветра. Из гостиной Миши раздаются характерные «я-я-я» немецкоязычного порно. На экране хорошо
Обойдя озелененную дурным советским озеленением лысую гору мы расположились около низеньких, но густых кущ розмарина с их перенасыщенным ароматом. От солнца и жары здесь не было никакого спасения, хотя гостиничный корпус был явно построен далеко не сегодня. Тем временем Миша, покинувший в наше отсутствие номер, вернулся с девушкой существенно попроще классом его каждодневной спутницы Вики из Севастополя, выглядящей продвинуто и интересно, как это бывает с молодыми выпускницами лингвистических вузов, у которых вмененная коммуникативная функция отменно совпадает с естественным предназначением. Эта была корява, как-то удивительно угловата при полноте и одета полностью безвкусно. Похоже, Миша решил игрой на понижение ставок, подобно синице в руке, сделать доступным впечатливший его телеопыт.
Минут через 15 негодующая ялтинская девица вырвалась из гостиницы с выражением готовности отстаивать святыни. Некоторые люди очевидно перебарщивают с сакральным смыслом своих пятых точек? Я начал смеяться.
– Ты чего?
– Да похоже знаю, что там у них произошло.
– Расскажи.
И тут я чувствую, что оказался перед огромным каньоном с отвесной стеной, который не в силах перепрыгнуть. С одной стороны, явно открывалась перспектива невероятно привлекательных в тинейджерском возрасте близких отношений с девушкой. Одно дело естественные симпатии, прогулки и взгляды; с другой стороны, после обсуждения темы «прямо самого секса» пути назад точно не будет. Но мы, северные люди из Поволжья, в любви немногословны. Ты просто подтверждаешь взаимные симпатии, обмениваешься некоторыми невербальными сигналами и тупо «набрасываешься на девушку». Вот внешнее описание внутренне сложного процесса связи. Тогда достоверно я этого не знал, но было ясно, что разговор по пограничной теме не склеится, свалившись либо в вульгарщину, либо в мудацкое блеяние. Кроме того, мягкие и нежные девушки соломенно-рыбных цветов, слово созданные для прогулок по теплым речным долинам под мелодичные напевы явно транслируют в окружающий мир запрос о постоянной защите. Им как бы нужен чудо-богатырь, гарантирующий «абсолютную уверенность». Чаще всего на практике такая защита оказывается воображаемой и в итоге социум в лице богатыря запрягает их куда похлеще, чем это происходит в отношении самостоятельных девиц. Мне же, человеку с анархистскими симпатиями, нужна девушка-партнер, такая, с которой можно совместно участвовать в авантюрах, развлекаться промыванием друг другу мозгов и которую не страшно оставить хоть в большом городе, хоть в лесу и думать при этом о том, что делаешь, а не о том, как там она держится. Обычно какие-то элементы внешней яркости говорят о наличии самостоятельной инициативы. Если она бледная, то покрасила бы прядь волос в какой-нибудь яркий цвет в таком случае. Или там бусы, браслеты. Внутреннее всегда проявляется во внешнем.
– Неа.
Как понять установление интимности отношений через обмен секретами? Это что-то очень интровертное. Если узнаю секрет, закапываю его где-нибудь и искренне забываю, вот мой метод. Вообще не использовать секреты в какой бы то ни было коммуникации. Интимность для меня — это когда дух захватывает от масштабности совместных авантюр и ты при этом глубоко понимаешь и чувствуешь мотивы человека, с которым в них участвуешь.
Крым горный
– Мы пойдем прямо к ним, а ты Мих, держись на этом бугре и кидай камни. Средние, от мелких толку мало, с большими быстро выдохнешься. Ориентируйся на большую сосну, левее не кидай, а то нас зашибешь. Димка, тебе палки, бегай вдоль ложбины, которая левее поднимается и колоти ими по стволам.
Отдаю свою палку вроде посоха, которую вырезал из упругого ствола кизила и еще одну - сомнительнее по прочности, подобранную по дороге. Если вторая развалится — кизила хватит. Ситуация у меня неспокойная, но ощутимо вдохновляющая. К северо-востоку от нашего поселка есть строительное предприятие с названием вроде «смэуп-301». Уникальный адок для Западной Ялты. Разровненная между склоном гор и отдельно стоящей вершиной площадка, со всех сторон пропитанная цементной и глиняной пылью, на которой несколько крупных гаражей, пара цехов и крайне невзрачные и корявые домишки, рядом в пыли играют младшие дети и трутся цепные псы и шавки. Между всеми постройками, кроме жилых, очень большие расстояния, заполненные мириадами частиц серо-коричневой пыли. На жаре она делает воздух невероятно сухим. У тебя в носоглотке или эта пыль оседает, или сухость вяжет, как неспелая хурма, но вся дыхалка в результате оказывается воспаленной, будто у свежегриппозного больного. Утром к нам в поселок «при телескопах и лазерах» нагрянули несколько приблизительно-наших-ровесников из этого самого «пэумса» и угнали новый велик. Считается, что конфликтная пропаганда занимается, среди прочего, деперсонализацией людей противника, чтобы насилие по отношению к его представителям не казалось преступлением. Но среди парней из строительных дебрей особо и деперсонализировать было некого. Низкорослые и коренастые, они, казалось, старательно косплеили каждый другого, в этом копировании все более и более примитивизируя внешний вид, и в конце-концов пришли к какой-то крайне невзрачной коричнево-серой униформе и исключительно невразумительными и мудацкими прическами. Как себе представить что они лазают по горным буковым лесам, или крабов в море ловят. Казалось, что все время так и сидят на своем предприятии. Может их как-то отдельно автобусом вывозят, одной группой? Слишком бы выделялись на любом другом фоне. Характерные ландшафты порождают характерных людей, и мы не были исключением. Те, кто живут ближе к морю, атлетично сложены, существенную часть времени проводят на берегу, легко и достаточно поверхностно общаются. У них риск связан с прыжками в море с большой высоты в тех местах, где сложные участки дна — валуны неправильной формы. У нас — с лазанием по таким камням, скалам и пещерам, которые легко могут припугнуть посторонних. Нас, тех, кто живет ближе к перевалам, в горах — гораздо меньше. Как правило худощавые, привыкли проходить большие расстояния в любых условиях. Довольно хорошо ориентируешься на местности, что позволяет точно оценивать время на преодоление сложной местности. А потом еще начинаешь быстро запоминать разные географические карты, которые попадаются на глаза.
Со мной 3 человека, из них Димка совсем маленький мальчик. Его отец зашел как-то в гости в скорости после того, как мы переехали сюда. Поселились, как это нередко бывает в Крыму с новоприбывшими, в строительном вагончике, состоящем из двух помещений и немного его благоустроили. Ситуацию несколько усугубляет тот факт, что к зарослям вишни вагончик стоит боком без окон — последние расположены прямо впритык к другому такому же вагончику. Из окон вообще ничего не видно, кроме листов крашеной жести. В субтропиках, конечно, это не составляет существенной проблемы: дом используется в основном чтобы поспать, когда уже и так темно. Димкин отец допил наш характерный «жидкий чай», крякнул, стал смотреть — куда поставить чашку с остатками. Я показал на раковину, которую мы соорудили сами.
– Рад, что ты приехал. У нас тут ребятам скучно, мало их и все разного возраста.
– Да, соседние поселки, я смотрю, побольше.
– Ты вообще как-то выделяешься среди всех детей. Взгляд такой. Я увидел, подумал «инопланетянин что-ли прилетел».
Собственно говоря, у меня нечто вроде легкой формы аутизма, откуда получается «умный, но отстраненный» взгляд, но наверно не лучший способ познакомиться с новым сообществом — рассказывать всякие такие вещи: - У вас тут телескопы, да, таки заинтересовались, кто там на них смотрит.
– Я сам из Киева.
– Там на украинском общаются, или на русском?
– В основном на русском. Но кто из мест позападнее — на украинском. У нас, знаешь, после войны целое партизанское движение было. Люди скажем строили землянку с казармами и госпиталями, а дымоход у них выходил через выдолбленный ствол старого дерева рядом. И чекисты когда ходили с карательными отрядами — не могли найти годами. Кладов много.
Я понял, что это у нас в РФ еще во время позднего СССР люди начинали тупо так поклоняться религиозности и помещичьей культуре, будто все происходили от помещиков, а у них — этому «западному» партизанскому движению.
– Класс. Люблю археологию.
Второй в нашей компании — это толстый Миха, отец которого вроде завхоза при всем научном хозяйстве, а мать — просто мастер фигурного пиления этого самого отца, сама из Восточной Украины. У меня, признаться, жилы натягиваются от жалости к нему, когда она его обрабатывает. Что, собственно, нередко случается слышать, проходя мимо их просторной, но довольно темной квартиры в нижней части огромного поместья из натурального камня. Проблема в том, что толстый Миха хоть своей шарообразной фигурой, хоть наивным взглядом округлых глаз, мог в то время скорее вызвать усмешку, чем хоть какой-то страх, и никак поэтому не подходил для возвращения велосипеда.