40 ночей с монстром
Шрифт:
Надеюсь, очень скоро.
А мужчина менее мрачным быть не перестал. Но и вместе с тем, будто всё равно изменился.
– Ну, ты хорошо пахнешь, – ухмыльнулся, повторившись.
С учётом, сколько и как тщательно меня подготавливали перед тем, как привезти к нему… Наверное.
Ведь целое спа-представление устроили.
Я бы им даже насладилась, не будь ситуация такой патовой.
Хотя с того времени много чего произошло, наверняка все их масла давно выветрились и смылись вместе с кровью. Так что не понятно, чего он там сейчас унюхал. О том и сообщила.
–
И, кажется, я становлюсь и впрямь сумасшедшей. Раз меня такая мелочь неожиданно взволновала.
– И вкус, – покивал снисходительно желтоглазый, опять склонившись ко мне опасно близко. – Твоей, – добавил уже на ухо едва различимым полушёпотом.
На этом не остановился. Прижался губами к моему плечу. Сперва так. Затем и вовсе… языком. По тому самому месту, где ещё недавно всадил в меня свои зубы. Запустив дрожь по всему телу. Так неожиданно ярко откликнулось оно на его прикосновение. Совсем не так, как с тем стариком. Ни грамма брезгливости. Сплошь удовольствие, тяжестью осевшее внизу живота. И что самое ужасное, я намеренно цеплялась за это ощущение, как утопающий за соломинку, заменяя им всё плохое. Желая усилить его, выдворив из головы остальное.
Почти получилось, но желтоглазый вдруг отстранился, и я едва не застонала от разочарования. Правда почти тут же захлебнулась новым вдохом, когда он вдруг подхватил мою ладонь. Ту, что с порезом. Раскрыл. И… тоже облизал.
Уставилась на него во все глаза. Неотрывно следя за тем, как его язык скользит по моей ране. Так жутко интимно и намного откровенней, чем ещё недавно, когда он мне плечо облизал. Наверное, потому что там я не видела. А здесь… все чувства обострились до предела, пока я смотрела в его жёлтый взор с вновь пульсирующим зрачком. Так похоже на картинки с солнечным затмением. Потрясающий эффект. Гипнотический. С губ сорвался шумный выдох, низ живота повторно стянуло острым удовольствием. И ещё одним, когда мужские губы сместились с ладони на запястье, и вместе с ними кончик языка прочертил линию.
Меня не стало.
Не прижимайся я к стене в качестве опоры, точно бы осела на пол, так резко подкосились колени от прошивших яркой стрелой ощущений. Вот и поспешила забрать у него руку. Уж слишком… всё. Это. И то, что именно он заставил меня чувствовать нечто подобное. Тот, чьего имени я даже до сих пор не знала. И не уверена, что хотела бы знать. А ещё он убил кого-то. И… Позабыла я о том. Вообще обо всём. Как только он отпустил меня. А всё потому… что на коже не обнаружилось более ни намёка на порез. Даже самого маленького едва заметного шрама не осталось.
– Это как так? – выдохнула, шокированно разглядывая ладонь со всех сторон.
Следом ею же коснулась шеи, где тоже остался след от ножа и укуса. И ничего. Ни намёка на что-то похожее на шрамы!
Всё также шокировано уставилась на мужчину.
– Что, теперь я тебе не кажусь таким уж и жутким? – усмехнулся тот.
– Не уверена, – ответила честно. – Всё больше кажется, что я впала в кому, и теперь мне снится всякая дичь. Можно мне… посмотреть?
Убедиться
Хотя и тогда не особо верилось.
Когда он отступил молчаливой скалой, а я смогла дойти до зеркала.
Даже тогда, несмотря на то, что видела и осязала, всё равно не верилось.
Так ведь попросту не бывает!
Вся извертелась в поисках намёка на шрамы.
Ни единого!
А ведь порезы точно были глубокими. Щипались в первое мгновение от воды до срывающегося с губ шипения, так неприятно было. Сейчас же… ничего. Девственно-чистая кожа.
Чертовщина какая-то!
– Тебе что, вообще ничего не объяснили? – раздалось позади хмурое.
Сам мужчина остановился за спиной, сложив руки на груди.
– Не объяснили что? – обернулась к нему.
Он чертыхнулся. И что-то ещё произнёс на своём языке. Определённо нецензурное, судя по отразившемуся недовольству на лице.
– Может и объясняли, но я ни черта не поняла из их английского, если честно. Я в нём… ммм… не сильна. Вообще в языках, если честно…
Отчего-то стало стыдно. Он вон на моём языке как легко говорит. А я… дурочкой настоящей почувствовала себя рядом с ним на этом фоне. Но да, иностранные языки мне не давались никогда от слова совсем. Ни английский, ни немецкий, который мы изучали в школе. Только благодаря подруге и сдавала все контрольные и экзамены по этим двум предметам.
И опять я о ерунде какой-то думаю?
Когда он тут… порезы лечит зализыванием!
Как реально зверь какой!
Просто жуть!
Я даже не знаю, как на это реагировать правильно. И стоит ли? Для него вон это всё точно в порядке вещей.
А я…
А он…
– Да? – фальшиво удивился. – А до тебя обычно считалось, что с рабами разговаривают на их языке, когда те только прибывают, – закончил с нескрываемой злорадством.
И призадумался о чём-то. Своём. Ни разу не хорошем, если учесть, что, пока думал, хмуриться стал всё больше и больше.
Не знаю, что не понравилось ему, лично мне не понравилось сравнение. Я даже про его способности позабыла.
– Я. Не. Рабыня, – произнесла чуть ли не по слогам, сжав ладони в кулаки.
И во второй раз очень пожалела, что нож оставила на другом конце умывальной стойки.
– В самом деле? – выгнул он бровь.
– То, что меня украли и отдали тебе (против моей же воли, кстати говоря), не делает меня твоей собственностью. Ничьей.
– Ты поэтому обратно ко мне прибежала? Потому что вся такая независимая и самостоятельная? – съехидничал он.
Злиться так и не перестал. Наоборот.
А вот мне стало обидно.
Пусть он и сотню раз прав.
– Пожалуй, это и правда было ошибкой, – согласилась с ним, вопреки испытываемому. – Но, к сожалению, ты единственный здесь, кого я знаю.
То ли оправдала себя, то ли унизила признанием слабости. И сама не поняла.
Тем более, как ни странно, он тоже со мной согласился. Правда на свой лад.
– Хотя ты права. Клейма на тебе ещё нет. Так что официально ты пока мне не принадлежишь, – сообщил. – В глазах тех, кто об этом не в курсе.