40k способов подохнуть. Том 1
Шрифт:
В любом случае я решил следовать простой и известной пословице. Хочешь мира — готовься к войне. Поэтому надо было увеличивать доход, восстанавливать свою силу и формировать гвардию, как у других родов. Даже если война не начнётся, то всё это в любом случае пригодится в будущем. Собственная армия ещё никому не вредила.
Однако где я мог найти людей для собственной гвардии? Брать этих амбалов? Вариант был хорошим, однако пиком их возможностей была работа в коллекторских конторах или охранниками в клубах. На большее они не годились, стрелять не умели, сражаться тоже и в случае
Другие аристократы обычно занимались вербовкой в вооруженных силах, где сами несли офицерскую службу. Но меня туда конечно никто не пустит, как и в армию, для прохождения пути от рядового до офицера, я идти не собирался. Делать мне больше нечего, да и вообще вряд ли мне там что-то светит кроме потенциальной смерти и потраченного в пустую времени. Офицерами здесь чаще рождались, чем становились. И с моей репутацией… в лучшем случае до аналога прапорщика дослужусь и на этом уровне навсегда и останусь.
И решение этой проблемы долго не находилось, однако в один из дней, когда я в очередной раз занимался благотворительность, ко мне пришла гениальная или не очень идея.
— Боже, какая дыра… — произнёс я, выходя из машины и тут же вступая в лужу своими отполированными сапогами.
— Говорите тише, господин Мордред, — посоветовал мне тот самый главарь шпаны, которого как выяснилось звали Борис. — Для кого-то это дом. Грязный, смердящий, но всё же дом. И другого у многих уже никогда и не будет.
Борис за время сотрудничества со мной начал меняться, при чём вроде как в лучшую сторону. Благодаря моим деньгам он расплатился по долгам, начал мыться, следить за внешним видом и в целом претендовал на больший заработок. Даже жену потенциальную нашёл, моложе его лет на двадцать, но ради неё он готов рвать задницу, чтобы лишний раз отличиться.
Амбиции даже заставили его бросить пить. Вкусив лучшей жизни, Борис, как и Лекс, больше всего боялся вернуться обратно в тот воняющей мочой переулок. Только всё же в отличие от Лекса, Борис ещё и выбрал борьбу, а не лёгкий исход. Ведь он верил, что впереди всё будет ещё лучше.
Поэтому постепенно он стал моей правой рукой и следил за всем, что связано с охраной моего бизнеса. Склады, три подвальных пивоварни, ещё пять не совсем легальных точек производства, стремящихся выйти из серой зоны в белую. Из-за роста объёма упало качество, но низкая стоимость всё компенсировала, как и дела шли в гору. Я учился, мои специалисты учились, работники обвыкались и с каждым разом конечный продукт становился лучше. Набранный через бесконечную кружку капитал помогал держаться на плаву.
И при всём этом я не давал себе забыть с кем работал. Борис всё же был выходцем из отребья. Вполне возможно он уже думал о том, как бы меня продать конкурентам. Ради собственного благополучия, а теперь ещё и ради будущей жены, он лично меня на кусочки порежет и по коробочкам разложит. Да и кто бы на его месте поступил бы иначе, поставив интересы какой-то чести и службе мне выше интересов своих и своей семьи? Просить такой верности было глупо, а ещё глупее было бы её ожидать.
Так или иначе мы выехали за Камелот в убогие крестьянские хозяйства. Землевладельцы здесь занимались откровенной эксплуатацией, имелось долговое рабство, но большая часть являлась крепостными крестьянами, которых даже размножали словно скот, заселяя новые деревни молодых юношей и девушек, которые уже потом сами образовывали пары и рождали на свет основу будущего процветания.
Однако очень часто система давала сбой. И если в Камелоте ещё можно было встретить детские дома, то в такой дали лишь храмы милосердия спасали изгоев от верной смерти. Им я и помогал, работая на свою репутацию, которая потом должна будет стать моим щитом. Привозил еду, тёплую одежду, игрушки для детей. Все радостно меня встречали, народ всё запоминал, а сами дети забывали обо мне уже через день-другой, ведь ту печаль в их сердцах нельзя было исцелить никакой игрушкой или сладостью. Изгои постарше, будь то брошенные старики или просто калеки, и вовсе давно смирились, мечтая о том дне когда всё закончится. В их сердцах не удавалось поселить надежду даже на одну минуту.
— Почему нельзя сделать для них протезы? — поинтересовался я у Бориса, пока другие помощники переносили ящики с помощью.
— Денег нет. Человека проще заменить. Протезы подешевле убоги и зачастую больше мешают, чем помогают. Лучше уж на коляске ездить или одной рукой привыкать всё делать.
— И работы для таких нет.
— Ага. Жизнь простолюдина сложна, особенно если с родственниками не повезло, — скривившись произнёс Борис, после чего достал портсигар и закурил. — А почему интересуетесь, господин Мордред?
— Знаешь… в детстве я очень много времени проводил со своим дедом. Умелый был мужик, казалось всё мог починить. Один раз я вазу разбил, так он и её склеил. Прожил он не так долго, как хотелось бы, но сколько его помню, он ни разу ничего не выкидывал. Если что-то ломалось, то он это чинил до победного. А если починить не удавалось, то он находил вещи иное применение.
— Что же… ваш дед относился к вещам лучше, чем некоторые относятся друг к другу. И думаете их тоже починить?
— Я не бог, Борис. И не колдун, — покачал я головой, без угрызений совести кривя душой. — Исцелить их вряд ли возможно, но найти иное применение — вполне. У меня на пивоварне вечно рук не хватает. А что там делать нужно? То сырьё таскать, то одно наливать, другое, третье мешать… под каждую задачу мы сделаем отдельные протезы. Они смогут работать.
— Да уж, вы настоящий дворянин, — хмыкнул Борис, после чего в его голосе послышалось презрение: — Всё до последней капли выжмите из них, да?
— Как ты уже сказал, их было проще заменить, что с ними и сделали, бросив здесь. А если ещё раз попробуешь мне нахамить, то лишишься зубов, а может и жизни. Не забывай своё место, — спокойно без каких-либо эмоций произнёс я, после чего пошёл общаться с обитателями дома милосердия.
Конечно, я не был святым и поступал так в том числе ради своей выгоды. Ведь люди существа крайне сложные и каждый их поступок полон как добрых, так и не очень намерений. Мне было их жаль, это правда. Я понимал, что платить им буду куда меньше, чем полноценным работникам. Это тоже правда.