Я не Монте-Кристо

— И в чью башку пришла эта идиотская идея, хотел бы я знать? — Никита хмуро окинул взглядом стоящего перед ним начальника службы безопасности. И очень хотелось верить, друга. — Кому захотелось так меня подставить?

— Так ведь мальчишка сам ко мне подошел, я расценил это как знак свыше, — Димыч смотрел, не моргая, уверенный в своей правоте.

Впрочем, как всегда. — Я неподалеку припарковался, наблюдал, а его водитель в дороге застрял, подрезал кого-то, вот пацан и решил, что меня прислали взамен. Ему сказали, видать, что за ним Дмитрий на серебристом «мерсе» выехал. Подошел, спросил: «Вы Дмитрий?». «Дмитрий», — говорю. «Вы за мной?». Так а я разве не за ним? «Садись, — говорю, — родной, сейчас домчим». У него телефон разрядился, он номер машины сверить не мог, и скажи, что нам не подфартило?

Никита продолжал в упор смотреть на Семаргина, в душе соглашаясь с приятелем — такой случай глупо было упускать. Но только в душе.

— Это уголовная статья, Димыч. Ты не знал?

— Она не заявит, Никитос, — уверенно выдал Семаргин, — не тот случай. Зато бумажки тебе тут же в клювике принесет.

— Он ребенок. Сколько ему? Семь, если не ошибаюсь?

— Да ладно тебе архангела изображать, Ник, ты посмотри, как она прет, у нас нет шансов. А из-за сына быстро станет сговорчивей.

Никита отвернулся к окну, чтобы Димка не видел его глаз. Не такой он хотел победы и не такими путями собирался сражаться за свой бизнес. Она ворвалась, как ураган, как эпидемия, похоронив под грудой обломков его самые лучшие и прибыльные проекты. А теперь готовилась перехватить тендер, за который отвалено было столько, что эти суммы просто неприлично было произносить вслух.

«У тебя нет шансов, — их лобби-агент лишь разводил руками, утирая со лба испарину, — там денег, как у графа Монте-Кристо, ты ее не перешибешь, Никита Александрович». И по-хорошему, Димыч был прав, если бы не личный пунктик Никиты Елагина. Он и без того одержит верх над этой хладнокровной стервой, но играть будет по-своему, и уж тем более, не станет вмешивать сюда детей.

— Где он? — повернулся к Семаргину.

— На нашей тренировочной базе, — друг и не пытался скрыть досаду, наверняка сожалеет, что Елагин проявляет такое малодушие, — подумай, Ник, когда еще выпадет такой шанс? Мальчишка без разговоров сел в машину, решил, что мы новая охрана его мамочки. Кажется, он до сих пор в этом уверен.

— Хоть на это у тебя хватило мозгов, не напугать ребенка, — хмыкнул Никита, — поехали.

Всю дорогу он спрашивал себя, откуда в нем выискалось столько благородства, хоть на самом деле глубоко внутри знал ответ — сыну Сальмы Фон-Россель было семь лет, столько же, сколько могло быть его сыну. Никита Елагин готовился к войне с этой самой Фон-Россель, но он не собирался воевать с ребенком. И сам не знал, почему решил лично его отвезти, хотя вполне мог поручить Дмитрию доставить мальчишку матери.

Достал телефон, пролистал телефонную книгу. Этот номер давно уже был записан, Димыч практически сразу его раздобыл, в первый же день. Сколько раз Никита едва сдерживался, чтобы не набрать этот ненавистный номер и не выплеснуть все, что накипело. Возможно, и с матами, чего уж церемонии разводить. И сейчас он с каким-то яростным удовольствием нажал на вызов.

— Да, слушаю, — зазвучал из динамика хрипловатый голос, будто она простужена.

Никита уже слышал этот голос, она всегда так говорит. Судя по всему, во время той аварии, или что там с ней произошло, у нее было повреждено не только лицо, а и связки. Говорит чисто, без акцента, все верно, Сальма Фон-Россель она без году неделя, всю жизнь была какой-нибудь Светкой Соколовой. Зато дыхание прерывистое, нервное. И Никита понял, что его номер у нее тоже давно записан. Она, знает, кто ей звонит, и осознание этого заставило еще сильнее стиснуть телефон. Как он его до сих пор не раздавил?

Он не мог

объяснить, но от одного звука ее имени внутри все пламенело от злости. Может, причина в самой фамилии Фон-Россель, ведь если бы тогда его семья не ввязалась в ту авантюру с наследством, его жена и ребенок были бы живы? Но Сальма здесь ни при чем, она появилась позже, тогда что, что заставляет его исходить яростью? Где-то в самом дальнем уголке души он догадывался, что вся его ненависть направлена не на нее, а на самого себя, это себя он ненавидит и винит в том, что стало с его любимой. Но признаться в этом даже себе не хватало духу, куда проще обрушить поток ярости на кого-то, найти врага. И Сальма Фон-Россель здесь подходила идеально, она сама назначила себя на эту роль. Теперь оставалось лишь сдержанно говорить в трубку:

— Это Елагин. Ваш сын у меня.

— Я знаю. Скажите, что вам нужно, я все сделаю…

Так просто? Похоже, он в самом деле заигрался в благородство. Надо скорее отвезти мальчишку, потому что очень сложно будет не передумать и не забить на свои принципы и пунктики.

— Я сейчас его привезу, произошло небольшое недоразумение. Не в ваших интересах посвящать в наши дела посторонних, госпожа Фон-Россель, надеюсь, вы меня поняли.

Она что-то начала говорить в ответ, он он не стал слушать, нажал отбой. Надо дать ей понять, кто в этой ситуации главный. Бросил свой Хаммер прямо перед зданием и даже не потрудился развернуть машину — кому надо, объедет. Поднялся по лестнице, толкнул дверь. Мальчик сидел на диване в углу и рассматривал экран планшета, услышав шаги, он поднял голову. Никита поймал настороженный взгляд — настороженный, не испуганный — и почему-то ощутил тычок в самое сердце. С чего это? Шагнул вперед, а мальчишка вдруг улыбнулся, и оттого, что улыбке не хватало нескольких молочных зубов, она вышла слишком трогательной и беззащитной. Мальчик и сам весь был такой беззащитный — слишком щуплый и худой с торчащими лопатками и тонкими запястьями.

«Сразу видно, что одна парня растит, — подумалось Никите, — ему не помешала бы хоть какая-то физическая поготовка». А мальчишка продолжал улыбаться, и губы Елагина сами собой растянулись в пусть не улыбке, ухмылке. Хорошо, хоть не в зверином оскале, потому что Никита уже и забыл, когда в последний раз улыбался. Так широко и жизнерадостно, как этот мальчишка, наверное, лет восемь назад…

— Привет. Тебя Даниэль зовут? — он постарался, чтобы прозвучало довольно непринужденно.

— Вообще меня зовут Данил, и мама меня так зовет. А я вас знаю, вы Никита, — мальчик говорил по-русски довольно чисто, если не считать легкого акцента.

— Да, Никита. Я что, такой популярный? — Елагин изо всех сил сдерживал сарказм, нечего изгаляться перед ребенком.

— Я видел, вас по телевизору показывали, и мама сказала, кто вы.

«Твоя мама выжившая из ума стерва, которая решила пустить меня по миру. Меня и мою семью».

— Пойдем со мной, Данил, я отвезу тебя к маме. Произошло недоразумение, мой сотрудник перепутал тебя с другим парнем и привез сюда.

«Оправдание так себе, но сойдет. Другого все равно нет». Он собрался было выходить, как вдруг мальчик встал, отложил планшет и протянул ему руку. Никита так растерялся, что автоматически протянул в ответ свою. Худая узкая ладошка легла в его широченную ладонь, и Никиту словно током шибануло, он сжал пальцы и, больше не говоря ни слова, направился к машине.

Мальчик доверчиво шел рядом и по-прежнему улыбался. Никита тряхнул головой, прогоняя невесть-откуда взявшееся наваждение — это просто мальчик, сын его врага, и будет с него. Но через несколько минут с удивлением обнаружил, что увлеченно болтает с парнишкой. Когда это тот успел так разговорить немногословного Елагина? И где в это время был, собственно, сам Елагин? Вопросы явно оставались риторическими, Никита раздраженно дернул рукой, и мальчик удивленно посмотрел снизу. Он и ростом не вышел для своего возраста.