Я не Монте-Кристо
Шрифт:
Внезапно хлопнула парадная дверь, послышался топот бегущих ног, и в консьержную что-то влетело, гулко хлопнувшись оземь и едва не задев Саломию. Она в испуге вжалась в стенку, а человек побежал дальше по сквозному проходу.
— Где он? Куда он делся? — в подъезде снова раздалось хлопанье двери и топот, только на этот раз бегун был не один.
— Здесь сквозной подъезд, вот… — отборный мат, шорох подошв, и голоса стихли. Саломия, сдавленно выдохнув, глянула под ноги, там лежала женская сумка.
Нетрудно догадаться, что бросивший сумку ее и украл,
Сумка была объемной и очень дорогой, судя по известному логотипу, Саломия схватила ее и бросилась к лифту. Наверняка внутри есть что-то, по чем можно будет отыскать владелицу, а лучше сразу позвонить в милицию. Но только звонить в милицию следует из дому, а не из-под лестницы. Благо, бабушка ушла на рынок, Саломия вбежала в свою комнату и открыла сумку. И так и села в немом изумлении.
Сумка была набита деньгами, аккуратно перетянутыми резинками пачками долларов. Тут же лежал дорогущий мобильник и паспорт на имя Елагиной Ирины Матвеевны, моложавой интересной женщины сорока восьми лет. Саломия, не мигая, смотрела на эту силищу денег и не могла поверить. Ей нужна только тысяча, а здесь все пятьдесят, если не больше. Всего-то делов достать из любой пачки десять бумажек. Ну, пятнадцать для верности, вдруг Игнату еще что-нибудь в голову взбредет.
Конечно, в милицию уже не сунешься, но есть адрес Елагиной, можно подбросить сумку под дверь. «А можно вообще ничего не отдавать, сумку с паспортом выбрось, телефон оставь себе. У тебя никогда не будет такого красивого, симку достань и все…»
Саломия взяла телефон. Элегантный, гладкий стеклянный корпус, пальцы сами собой включили экран, на заставке красовалось фото замысловатого цветка. Пароля на телефоне не было, она зашла в галерею — цветов было много, наверное, Инна Матвеевна увлекалась их разведением, затем пошли фото памятников архитектуры и самой Инны Матвеевны на их фоне — видимо, та недавно вернулась из туристической поездки. Внутри неприятно екнуло, а что, если женщина не успела их сохранить? Саломия вспомнила, как у нее украли мобильник, ей не столько было жаль телефон, сколько пропавших снимков.
Внезапно картинка сменилась, зазвучал сигнал вызова, и на экране обозначилось «Сыночек». И Саломия, как ужаленная, отшвырнула телефон. С экрана на нее смотрел тот красавчик из «Амстердама», которого она и не надеялась больше встретить.
Саломия в тупом оцепенении смотрела на экран, с которого улыбался лазурно-кобальто-голубоглазый Никита, и понимала, что ей отчаянно хочется его увидеть. И с грустью осознавала, что теперь не возьмет ни одной купюры, потому как надеется собственноручно отдать сумку матери Никиты, а лучше ему самому.
Ответить Никите не хватило духу, но лишь только телефон перестал звонить, она сразу же открыла последние набранные звонки. Среди них значился «Любимый», и Саломия, от всей души надеясь, что это муж Ирины, нажала вызов.
В глубине души она очень рассчитывала, что за деньгами приедет Никита — Никита Елагин, так выходит его звали, — но Никита не приехал, а приехал его отец, Александр Елагин, и зачем-то вместе с сумкой забрал Саломию. Она вышла из подъезда, завернув сумку в пакет, чтобы не привлекать лишнее внимание, и едва не свалилась, увидев высокого мужчину возле сверкающего, будто облитого глянцем «Мерседеса». Сходство отца с сыном было заметно даже слепому, неудивительно, что в телефонной книге Ирины он был подписан как «Любимый», интересно, а как подписана в его телефоне жена?
Ее усадили в «Мерседес», Саломия была так ошарашена, что и не подумала сопротивляться, при том, что Александр был очень учтив. По дороге он рассказал Саломие, как они с сыном бьются над тем, чтобы Ира блокировала двери автомобиля, а она все время забывает, вот и вломились на светофоре в машину. Открыли дверь, выхватили сумку и убежали, откуда там взялась такая гора денег, Саломия спрашивать не стала, уж точно не ее ума дело. Может, это дневной бюджет семьи Елагиных, что ей с того.
Ехали относительно недалеко, дом Елагиных находился в престижном центральном районе, и Саломия нисколько не удивилась, когда автомобиль остановился у трехэтажного здания с мансардой — люди, которые возят в женских сумках десятки тысяч долларов, не могут жить в других домах.
Александр провел ее внутрь, Саломия сходу узнала Ирину Елагину — та сидела с красными глазами и распухшим от слез носом, Саломии сразу стало ее жаль, — а вот вторая женщина была совсем немолода. Высокая, худая, с идеально ровной спиной, она стояла в стороне и теребила воротник блузки.
Увидев Саломию с сумкой в руках, Елагина бросилась к мужу и было видно, как она старается сдержать слезы, но он довольно сдержанно похлопал ее по спине, и Саломие снова стало ее жаль. Она протянула Ирине сумку, и та благодарно всхлипнула.
— Спасибо тебе, девочка, я и не верила, что деньги найдутся.
— Пересчитайте их, — сухо сказала женщина из угла.
— Мама! — с укоризной посмотрел Александр.
— Этот воришка мог рассовать пачки по карманам. Ты ведь не пересчитывала их, милая?
— А? Что? — удивленно вскинула голову Саломия, а потом сообразила: — Да нет, зачем мне считать? Я увидела, что там есть паспорт, если бы телефон был запаролирован и я не смогла позвонить, просто принесла бы деньги по адресу...
И умолкла на полуслове, потому что в гостиную вошел Никита. Он сразу узнал Саломию, она поняла это по расширившимся зрачкам, но ничего не сказал родителям, молча подошел и обнял мать — похоже, здесь он был единствнный, кто ее пожалел. А потом все так же молча уставились на Саломию.
— Я, наверное, пойду, — пробормотала она, разворачиваясь к двери, — до свидания.
Безмолвная тишина послужила ответом, семейство Елагиных продолжало выжидательно на нее смотреть, но перед самой дверью выдержка изменила Саломии, она развернулась и проговорила почти с мольбой: