40к способов подохнуть. Том 4
Шрифт:
— Ладно, — согласился я, понимая что девушка не отстанет и из-за неё я могу спалиться.
Взяв испачканный пододеяльник она удалилась, но вскоре действительно вернулась со столиком и стульями, даже нашла где-то зонтик, который прикрывал нас от взгляда с крыши. Однако благодаря тому, что саму девушку было лучше видно со стороны, никто из наших не станет пристально изучать её собеседника.
— И сколько вам ещё предстоит выполнять задачу? — поинтересовалась тем временем девушка, дуя в свою чашку, от которой шёл пар.
— До заката.
— Значит ещё пара часов. Что же… у меня сегодня
Я же кивнул, продолжая наслаждаться своим последними часами столь редкого отдыха. К слову, отдыхать я тоже научился по-настоящему, осознав что не умел это делать раньше. Ведь если так подумать, что такое отдых? Ну во-первых то что нахрен не нужно космодесантнику по мнению большинства, а во-вторых большинство начнёт перечислять то, что отдыхом не является. Например поход в спортзал. Это не отдых, это смена деятельности, да, может как-то разгрузить разум после сидения в офисе, но не более того. Или же компьютерные игры, которые так-то тоже отдыхом как таковым не являются, особенно если речь о соревновательных игрушках.
Ведь первый признак отдыха — отсутствие цели как таковой. Если ты соревнуешься, то у тебя цель победить, даже если она не очень сильная. Если ты в спортзале, то хочешь сделать себя красивее и зацикливаешься на своих подходах и повторениях. Аналогично с уборкой. Какой тут отдых… тут только смена деятельности.
Настоящий же отдых это когда ты плывёшь по течению размеренного процесса. Вот и я сидел, пил чай, старался вообще не думать и забыть о каких-либо целях. Получалось конечно так себе, но хоть что-то. На безрыбье и рак рыба, как говорится.
Но повадки мои всё равно быстро взяли верх. Даже сидя перед обычной девушкой, я начал изучать её. В глаза бросались мозолистый руки, весьма широкие плечи. Она явно много трудился своими руками, как и большая часть населения. Однако она не горбилась, как и загара не было, значит не в поле вкалывает, а где-то в городе, что собственно и логично.
Пальцы без жёлтых пятен, от неё не так сильно воняет куревом, значит сама не курит, следовательно точно не военная. Среди востроянцев курили все, а те кто при вступлении в армию будь то гражданская специальность или полевая, начинали курить, чтобы как-то выдерживать постоянный дым в помещениях. Пальцы тоже мозолистый, грязные, но без свойственных пятен, да и зубы удивительно чистые.
Волосы чистые, не слишком ломкие, работа на химических предприятиях исключена. Также такие волосы не могут быть и у металлургов. Видел я эти цеха, там во-первых и женщин особо нет, но всё равно производства опасные, а сейчас жара ещё… там даже в офисах у женского персонала с волосами совсем беда, как и с кожей.
Обслуга? Нет, там оплата труда совсем грустная, одежда же у девушки больше тянет на средний класс. Не новое конечно, но видно что хотя бы раз в три года она одежду меняла, может даже реже, если следит за ней лучше и стирает руками, что тяжко, но увеличивает срок службы одежды. Многие жители Шелеста так делают, покупая себе крепостных, вместо стиралок, особенно когда речь заходит о дорогих шелках. Да и на поход в прачечную денег надо прилично, относительно низких зарплат населения.
— Ох, сам Ангел Императора, — едва не роняя
Смотря только в пол, старушка мелкими, но быстрыми шажками подошла к нам, поставила поднос, руки её хоть и тряслись, но расставляла посуду она крайне уверенно. В глаза бросились бокалы, простенькие, но наполненные вином, которого было до краёв. Но даже так не было пролито ни капли жидкости, ведь старушка была из того поколения, когда за даже за крошки хлебные могли убить или покалечить.
Вино же она явно пила лишь дважды год, один раз на рождество Святой Софии, второй раз на день рождения своего мужа, почётного главы всего их рода, пусть и не благородного, но как и все востроянцы гордого. Особенно это гордость видна, когда нападают враги. Абсолютно гордость не видна когда речь заходит о подчинении законной власти, ведь её поставил сюда сам Бог-Император, а значит надо только в пол смотреть, даже если дворянин последний самодур.
Однако отказываться от такого приёма было просто нельзя. Это невероятная честь, которую нужно принять достойно, иначе можно крайне сильно обидеть и эту старушку, которая несла мне лучшее, что есть в их скромном доме. Ведь её в глазах я действительного ниспосланный с Терры Ангел самого Бога-Императора, хоть и технически являюсь на данный момент лишь скаутом. Огромным и прошедшим большую часть фаз модификаций, но скаут без чёрного панциря и силового доспеха.
А вместе с тем появилась и недостающая деталь паззла.
— Семейное дело? — спросил я, разглядывая диковинную посуду явно не конвейерного производства.
— Да, моя бабушка посуду делала, мама делает и я тоже делаю, — с лёгкой грустью произнесла девушка, после чего печально добавила. — И моя дочка будет делать, и её дочка…
— Красиво, никогда такого не видел, будто бы каждая деталь… уникальна… — произнёс я, начав разглядывать узоры, которые будто бы делались совершенно разными людьми.
— Это наш семейный сервиз. Каждое поколение добавляет что-то своё, сервиз обновляется на свадьбу, а старый разбивается.
— А эти строгие узоры с множеством углов наверное ты добавила.
— Вообще весь сервиз был сделан мной, но именно дизайн узора полностью мой. Круги принадлежали бабушке, а цветы мама придумала. Такие вроде на нашей планете не растут.
— Дивно, — честно признался я, удивлённый каким разнообразием может обладать простой сервиз для чаепития. — У нас в монастыре всё одинаково. Даже если появляется какой-то скол или трещина, то посуду заменяют. Идеальное повторение установленного давным-давно стандарта. Правда мне всегда казалось, что нечто было упущено, теперь я понимаю что.
— Да, понимаю, каждый раз когда посещаю парады не могу отличить космодесантников друг от друга. Хотя вот мой младший брат умудряется это делать. Говорит, что у одного насечек на болтере меньше, у другого постоянно одна и та же царапина на наплечнике.
— Это должно быть брат Еремос. Царапина у него довольно глубокая, но он не даёт её починить. Это память о его величайшей битве, после которой ему панцирь меняли полностью. На память оставил и при любой возможности рассказывает всем про тот бой.