419
Шрифт:
Эта батаури, эта ойибо с кипяченым лицом, несуразная, неуклюжая гостья, явилась в дом, разломала мебель, хочет уйти, не заплатив. Нельзя, чтоб ойибо изуродовала сказку и ушла невредимой. Утрата требует расплаты.
Когда Иронси-Эгобия заговорил, голос его был невозмутим до мертвечины:
— Не психуй. Она умрет. Слово даю.
120
Лора проснулась от звона колоколов.
Возле аэропорта в Икедже, по всему Лагосу, по всей Южной Нигерии и по всей Западной Африке женщины торопливо наряжались по случаю
За ночь на автоответчике скопились сообщения от Уинстона. Столько сообщений, что пришлось опять отключать телефон. Лора прослушала их, не вылезая из постели, — жалобные, возмущенные, сердитые, обиженные. «Моя жизнь в опасности. Вы это понимаете? Вы причинили много ужасного. Они убили мальчика. И меня убьют. Вы должны мне помочь. Мне надо бежать из Нигерии. Вы одна можете меня спасти. Все в ваших руках. Вы отняли у меня деньги — пожалуйста, не отнимайте жизнь. Мисс, умоляю вас». И так без конца. Вариации на тему.
Автоответчик голосил, пока Лора принимала душ. Когда вышла из кабинки, зеркало в ванной запотело. «„Шератон“? Я знаком с консьержем». Он и виноват. Это он убил юношу с прекрасной улыбкой, это не я .
Лора нажала «Стереть все» на телефоне и тем самым спасла Уинстону жизнь, о чем она, впрочем, не узнает. Те, кто явится проверять автоответчик и искать подсказки в номере, ничего не найдут.
Лора обозрела внешний мир через рыбий глазок в двери, прислушалась, глубоко вдохнула, выскочила в коридор и поспешила к лифтам.
Ей навстречу толкала тележку глубоко беременная горничная. Их взгляды встретились. Какая-то… знакомая горничная. Будто Лора где-то с ней уже встречалась давным-давно. А потом рассталась.
Горничная остановилась, закричала Лоре в спину:
— За чего?
Лора обернулась, огляделась — в коридоре больше ни души.
— Простите, что?
Горничная приближалась, в каждом шаге — гнев и печаль.
— За чего?
— Простите, я не… господи, кто ж вас так? — Это Лора увидела шрамы.
— Ты умереть должна, — сказала Амина. — Не он.
Эта батаури — глаза блеклые, кожа как вареная ягнятина, волосы как засуха — перепугалась и смутилась, увидев, что Амина плачет.
— Это ты, женщина, — сказала Амина. — Ты сделала. Мальчик в твой комната. Мальчик не убил. — Она ткнула себя в грудь. — Он был мой. Умер. За чего?
В смятении Лора и не услышала, как разъехались двери лифта, не увидела, как оттуда вышел мужчина, не заметила, как к ней зашагали лакированные туфли.
Консьерж.
— Мэм, мы за вас тревожились. — Он отогнал уборщицу, словно кошку бездомную, повернулся к Лоре: — Вы не подходили к телефону, я хотел вас проведать, глянуть, все ли хорошо.
— Все… все хорошо, спасибо. — Она оглядела коридор. Беременная со шрамами куда-то испарилась. Может, померещилась? — Я как раз спускалась. Как раз к вам.
Он улыбнулся — глаза не улыбнулись.
— Тогда, — сказал он, — поедемте вместе?
Он подвел ее к лифту, придержал двери. Нажал кнопку «Вестибюль». Двери заперли их в лифте.
— Поживете у нас еще?
Огоньки на панели отсчитывали этаж за этажом.
— Нет, я сегодня уеду. Вернусь за багажом и выпишусь. Мне понадобится такси до аэропорта.
— Ну конечно. Я вызову. Во сколько?
— Ну, в час? В час дня.
— Очень хорошо, мэм.
Двери открылись в вестибюле, и консьерж снова их придержал.
— В час дня, мэм. Вас будет ждать машина с шофером.
121
Час дня.
Тунде оглядел себя в дымчатой серости стеклянных дверей отеля. Всякий раз, когда они открывались, всякий раз, когда в них протискивалась стайка бизнесменов-ойибо в вихре кондиционированного воздуха, отражение исчезало. Несколько жизней назад Тунде начинал таксистом за рулем побитого «Пежо-504» на Акала, но форму никогда не носил и никогда не водил такой элегантный седан. Нынче в первый раз. Он сам себе улыбнулся — шоферской фуражке, куртке, отглаженным брюкам, — улыбнулся, а его отражение пряталось и вновь появлялось с каждым выходом, с каждым входом.
Ждали и пацаны — под эстакадой у аэропорта, вооруженные тщательнее обычного. В основном топоры и цепи. «Ждите сигнала». Иронси-Эгобия сидел за столом в кабинете, ждал, когда позвонит консьерж. Уинстон расхаживал из угла в угол у себя в квартире, ждал звонка мисс Пурпур. Все они ждали. Вот только леди исчезла. Мисс Пурпур испарилась.
Когда швейцар поманил к дверям помятое желтое такси, она сказала, что съездит ненадолго, скоро вернется и выпишется. Но, забравшись в машину, склонилась к водителю и сообщила:
— Я передумала. Поехали в аэропорт.
Стрелки протикали мимо часа дня, неторопливо поползли к двум, и консьерж забеспокоился. В конце концов послал на разведку горничную.
Амина вошла, постучав и тихонько спросив:
— Можно?
В номере глухо. Шторы задернуты, окна затворены. Торшер в лужице света. Белье на постели скручено судорожным узлом. На столе раскрытая сумка, скатанная одежда. Белье, чулки. Ручное зеркальце.
Дверь в ванную закрыта.
Амина расслышала фен, разглядела свет под дверью. Снова окликнула — голос громкий, неестественный. Подергала дверную ручку. Заперто.
Если надо, горничные умели открывать запертые ванные — проще простого. Булавкой ткни — и дверь распахнется. Амина ткнула в замок, помялась. Еще раз постучала, толкнула дверь.
Никого.
Она выключила фен, шагнула в ванную, на миг испугалась себя в зеркале. На шкафчике — зубная щетка косо торчит в стакане, наполовину скрученный тюбик пасты, бутылка с водой, всякие мелочи. Расческа с золотыми волосками, почти невидимыми. Мельчайшие клочки, словно и нет их.
На перекладине над душем висел купальник, душевая занавеска задернута. Амина ее отодвинула — сердце сжалось. В ванне — пусто. В номере пусто. Ойибо исчезла.