438 дней в море. Удивительная история о победе человека над стихией
Шрифт:
Глава 3
В заложниках у моря
18–23 ноября 2012 г.
Положение: 100 миль от побережья Мексики
Координаты: 15° 13’ 51.26 с. ш. – 94° 13’ 30.36’’ з. д.
2-й день плавания
Альваренга, съежившись, сидел на корме, поддавал газу и вел лодку вперед. На лицо он натянул лыжную шапочку, а на голову накинул капюшон куртки. Он направлял лодку к берегу, которого не видел. Рядом с ним Кордоба, стоя на коленях, без остановки черпал и черпал, проигрывая битву против стихии, которая обрушивала на палубу все новые потоки морской воды. Видимость была почти нулевая. При свете луны Альваренге удавалось обозреть морское пространство на сотню-другую ярдов вперед, но тучи водяной пыли и вздымавшиеся волны создавали
Ветер теперь буквально ревел. Его скорость была не меньше 50 миль в час. Море было вспенено, а волны бились в борт лодки, сбивая Альваренгу с курса. Как профессиональный боксер, готовящийся к важному поединку, Альваренга трезво оценивал своего противника. Ему предстояло выдержать пятичасовую битву со стихией, и, несмотря на то что он провел не один год, бороздя эти воды, Альваренга не был самоуверенным. У каждого шторма свои причуды, свои заскоки и особенности, и первейшей задачей рыбака является понять ритм и ход бури. Попеременно, то убыстряя ход двигателя, то неожиданно сбрасывая скорость при помощи дросселя, Альваренга искусно вел лодку между валами, высота которых варьировалась от двух с половиной до трех метров. В этом хаосе из пересекающихся течений и штормовых ветров он искал ключи-подсказки, которые помогли бы увидеть порядок в безумной вакханалии, создаваемой водой и атмосферой. Он не мог просто заглушить мотор и позволить носу опуститься, так как в этом случае лодку бы затопило. Альваренга правил осторожно, держа нос судна под нужным углом, высоко, перемещая центр тяжести на корму, как серфингист, скользящий по волнам на доске.
Если он начинал плыть слишком быстро, то рисковал соскользнуть вниз по поверхности волны, из-за чего нос судна ушел бы под воду, и тогда оно бы стало уязвимым для следующей волны, которая могла бы за один раз затопить лодку. Альваренга знал: если лодка наполнится водой больше чем наполовину, они будут обречены. Никакое вычерпывание тут уже не поможет. ОНИ ПОГИБНУТ, А КАК ИМЕННО – ЭТО УЖЕ НЕ ВАЖНО. СМЕРТЬ ИХ БУДЕТ УЖАСНОЙ И БЫСТРОЙ ЛИБО МЕДЛЕННОЙ И МУЧИТЕЛЬНОЙ, РАСТЯНУТОЙ НА НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ. Акулы всегда рядом. Никто не найдет их тела. Причина смерти – пропал в море. Единственная подсказка, которая поможет другим понять, что случилось с ними, – выброшенное на берег рыболовецкое снаряжение да обломки лодки.
Так же опасно было позволить лодке перевернуться. В таком случае не только затопит судно, но, скорее всего, самих рыбаков просто выбросит за борт. Если же они окажутся в океане даже в спасательном жилете (а он был надет только на Альваренге), то им уже не позавидуешь. Многие мексиканские рыбаки не пережили подобного приключения и не смогли рассказать о нем. Лодку может отнести на запад ветром, а самих рыбаков – на восток течением. Альваренга, конечно, был хорошим пловцом, но что сможет сделать даже очень тренированный человек против волн в шторм?
Сможет ли он забраться обратно в лодку? Это было бы единственным возможным решением, так как Кордоба вряд ли будет способен вот так сразу взять себя в руки и встать за руль. А если Кордобу смоет за борт? Альваренга смог бы попытаться, ведя лодку кругами, подогнать ее к напарнику, чтобы тот ухватился за перила и забрался обратно, но на это уйдет в лучшем случае минуты две, а барахтающееся тело Кордобы на поверхности океана в сочетании с запахом крови, растворенной в воде, будет притягивать акул как магнитом. Пока Альваренга доберется до него, парень уже будет мертв или же его будут терзать хищники. «Люди воображают, что укус акулы – это как стерильный надрез, но они просто насмотрелись голливудских фильмов, – говорит Альваренга. – Вам следует понимать, что у акулы зубы растут в семь рядов. Когда ее челюсти впиваются в тело, то вырывают из вас кусок мяса. Рана представляет собой изодранные полосы и клочья плоти, похожие на тертый сыр».
Альваренга не обращал внимания на растущее озеро, плещущееся в лодке прямо у него под ногами. Неопытный мореход наверняка бы запаниковал, начал вычерпывать воду, бросив основное занятие – управление лодкой и лавирование между волн. Альваренге нужно было снова взять инициативу в свои руки. Шторм захватил его врасплох, подстерег его. Прокладывая свой рискованный путь через волны, он вдруг понял, что движется слишком быстро. Он немного замедлил ход: в данный момент ловкость и точность были важнее скорости.
Чтобы еще больше стабилизировать движение судна, он велел Кордобе применить морской якорь. Сооруженное из ряда плавающих на поверхности буйков, скрепленных друг с другом тросом, это нехитрое
Пока Альваренга медленно вел лодку к берегу, Кордоба все больше падал духом. По мере того как ухудшалась погода, его уверенность иссякала. Временами он прекращал работу, бросал ведро и хватался обеими руками за борт, содрогаясь от рвотных спазмов и жалобно хныча. «Я, – говорил он, – подписался всего лишь на роль напарника за пятьдесят долларов – честная плата за два дня труда». Он мог убивать, потрошить и складывать рыбу в кофр хоть весь день, если было нужно. Он мог работать по двенадцать часов кряду, не жалуясь и не хныча. Он был сильный и большой парень. Но он не ожидал, что дорога домой превратится в такое изнуряющее путешествие. Он был уверен, что их утлое суденышко разобьется, что они в конечном счете окажутся в воде, а акулы завершат дело. Он начал выкрикивать свои опасения вслух, в особенности упирая на возможность быть съеденными морскими хищниками. Тем более что их треугольные плавники то и дело выныривали из воды у лодки, когда они снимали добычу с крючков и кидали ее в кофр. Оба рыбака боялись, что, если лодка перевернется, жить им останется ровно столько, чтобы понять, кого сожрут первым.
При редких вспышках молнии можно было убедиться в справедливости этих предсказаний. Однако Альваренга мало что замечал в течение этих миллисекунд, так как его глаза все время заливало соленой водой, а с неба по-прежнему не падало ни капли дождя. До канистры пресной воды, чтобы промыть их, возможности добраться не было. По мере того как все новые порции воды попадали ему на лицо, глаза стали опухать, а острота зрения снижалась.
Без сигнальных огней и даже фонарика Альваренга не просто вел лодку вслепую, а полагался исключительно на свой инстинкт. Перекаты воды под сиденьем казались хаотичными, но у плеска волн был определенный порядок, свой ритм, своя система. Они будто бы подавали сигнал, словно выстукивая азбукой Морзе некое послание. Альваренга должен был подобрать ключ для расшифровки этого послания, понять, что говорят ему волны. Опытные мореходы из Полинезии учат этому искусству своих малолетних детей. Они заставляют их ложиться в воду и дрейфовать на спине день за днем, многие месяцы. Таким образом они учатся понимать ритм океана и раскодировать информацию, заключенную в каждой волне. Полинезийские гребцы каноэ таким образом могут читать волны как книгу и понимать рисунок преломленных, наложенных друг на друга волн, который может сказать о том, что в сотнях миль от их лодки лежит земля. Это жизненно важное искусство для тех, кто ежедневно бороздит просторы Тихого океана, где острова попадаются нечасто на огромных пространствах воды и разбросаны по ней, как зернышки риса в большом бассейне. Альваренга никогда не отзывался о своих навигационных навыках как о чем-то в высшей степени необыкновенном или уникальном. Мореходный талант был вшит в его мозг, и он считал его просто чутьем. НО НА ПРОТЯЖЕНИИ МНОГИХ ЛЕТ ОН НАХОДИЛ ПО МОРЮ ОКОЛО 360 000 МИЛЬ, ЧТО РАВНО РАССТОЯНИЮ ОТ МЕКСИКИ ДО ЛУНЫ И ЕЩЕ ПОЛОВИНЕ ПУТИ ОБРАТНО.
В слабом свете начинающегося дня Альваренга сконцентрировал все свое внимание на внутреннем компасе, и хотя волны продолжали кидать лодку из стороны в сторону, капитан сохранял уверенность и был убежден, что через четыре, максимум шесть часов они прибудут в родной порт целыми и невредимыми. Волны же преподносили сюрприз за сюрпризом, бросали в лицо соленую воду, но благодаря своей ловкости, сообразительности и сноровке капитан придерживался заданного океаном ритма и вел лодку вперед. Опасность была постоянно рядом, но и адреналина в крови было порядочно. Во многих отношениях именно такие ситуации, когда человек находится на грани жизни и смерти, когда он опьянен близостью опасности и выбросом гормонов, делали жизнь в море привлекательной для многих рыбаков. Альваренга презирал преграды. Работа в спокойном офисе ничем не отличалась для него от тюремного заключения. А вот прорываясь через трехметровые волны, когда его глаза разъедала соль, а руки немели от сжимания рукоятки румпеля, он чувствовал себя свободным.