50 величайших женщин. Коллекционное издание
Шрифт:
Стало известно, что Сергей жив: он с остатками Белой армии эвакуировался в Турцию. Марина поручила уезжавшему за границу Илье Эренбургу разыскать его и, если удастся, передать письмо: «Если в живых – я спасена. Мне страшно вам писать, я так давно живу в тупом, задеревенелом ужасе, не смея надеяться, что вы живы… Все мои мысли о Вас… Отнимая Вас у меня, Бог отнял бы у меня жизнь…» 14 июля 1921 года Марина получила первое за несколько лет письмо от мужа. Оказалось, Эфрон осел в Чехии. Цветаева приняла решение ехать к мужу – без него ее жизнь была невозможна. В мае 1922 года Цветаева с дочерью отправилась к Сергею.
Прага, 1920-е гг.
Их жизнь в последние российские годы уже была далека от идеала – у Цветаевой были страстные увлечения, романы, которые Сергей тяжело переживал. Но теперь обоим казалось, что если они соединятся – то все будет хорошо. Сначала
В Чехии Цветаева пережила трагическое увлечение другом Сергея Константином Радзевичем (ему посвящены «Поэма горы», «Поэма конца», стихотворение «Попытка ревности»). Радостный, полный оптимизма (чего так не хватало всегда Марине), Радзевич полюбил Марину именно как женщину: «Я сказала Вам: есть – Душа. Вы сказали мне: есть – Жизнь». Эфрон невероятно тяжело переносил измену разом жены и лучшего друга. Они слишком срослись с Мариной, чтобы позволить себе просто так все бросить, разорвать… Но и терпеть все это Сергею, для которого выше всего были понятия чести, было невыносимо. Наконец неимоверно тяжелый выбор между двоими мужчинами был сделан Мариной в пользу мужа. 1 февраля 1925 года у Эфронов рождается сын Георгий, которого в семье звали Мур. А осенью Эфроны решают переехать в Париж.
1920-е годы, эмиграция. Марина Цветаева…
…и Сергей Эфрон
Здесь Эфронам было суждено провести четырнадцать лет. Жизнь стала еще тяжелее: пособие из Чехии приходило все реже, заработков еле хватало на то, чтобы сводить концы с концами. Сергей хватался за любую работу: снимался статистом в кино (спасала не потускневшая еще красота), подрабатывал журналистикой, был шофером. Марина получала небольшие гонорары – и была вынуждена работать швеей. По воспоминаниям, шила она плохо, заказы ей давали из жалости ее более успешные знакомые, по очереди передавая ее друг другу. Уезжая во Францию, Цветаева надеялась получить новых читателей, расширить круг общения – все-таки именно здесь был центр русской литературной эмиграции. В Праге она много печаталась, ее читали; литературный вечер, с большим успехом прошедший в Париже в феврале 1926 года, укрепил ее надежды. Она много пишет, переписывается с Пастернаком и Рильке, с которым ее заочно познакомил Пастернак, подружилась с критиком Дмитрием Мирским – раньше он не принимал ее поэзии, называл «распущенной москвичкой», а теперь стал ее другом и поклонником… Но встать на ноги, стать своей в литературных кругах Парижа не получилось. Сначала Цветаева поссорилась со многими влиятельными эмигрантами, задев их в своих статьях. Затем, после того, как она в одной из газет приветствовала приезд Маяковского, на нее ополчились как на сторонницу большевизма. Отзывы на вышедший в 1928 году сборник «После России. 1922–1925» – как оказалось, последний сборник Цветаевой – был прохладно принят критикой. Она обижалась на редакторов, которые хоть и печатали ее, но с задержками, непонятными правками, огромными купюрами… Последняя ее публикация «Сказка матери» была искажена до неузнаваемости.
Париж, 1925 г.
Цветаева никогда не была склонна к компромиссам, не умела просить и договариваться, и вскоре она осталась практически одна. Во многом было это и из-за мужа: в 1929 году эмигрантская среда обвинила его в предательстве идей Белого движения, в апологии большевизма. А он глубоко страдал вдали от родины, ему были чужды эмигрантские пустые разговоры «а вот если бы…», он стремился к активным действиям. В его понятия о чести входило служение своей стране – даже если сам он живет на чужбине. В конце концов Сергей Эфрон подал в 1931 году прошение о возвращении, а для получения разрешения стал сотрудничать с НКВД, принимал активное участие в деятельности Союза возвращения на родину. В марте 1937 года в Россию уезжает Ариадна Эфрон – по достижении совершеннолетия она имела право сама выбирать гражданство. Из Советского Союза она шлет родителям восторженные письма: ей все невероятно нравится, она работает – сотрудничает в журналах, ее даже обещают взять в штат. А летом Сергей Эфрон оказался замешанным в громких политических скандалах – исчезновении в Париже генерала Миллера, главы Российского общевоинского союза, и гибели Игнатия Рейса, сотрудника НКВД. Сергею пришлось срочно бежать в СССР. На квартире Марины был обыск, ее вызывали в полицию, где она искренне твердила о непричастности Сергея, цитировала французских классиков, говорила о долге и любви… Уходя, она заявила: «Его доверие могло быть обмануто, мое к нему остается неизменным».
Марина Цветаева с Алей, 1925 г.
Хотя сама Цветаева никогда не занималась политикой, как только стало известно о связях ее мужа с НКВД, она тут же оказалась в полнейшей изоляции. С ней не разговаривали, ее не печатали, не давали заказов (долгое время Цветаева подрабатывала шитьем), денег не стало совсем. Жить стало невыносимо. И так же безоглядно, как когда-то уехала из России к мужу, она двинулась вслед за Сергеем в СССР – прекрасно понимая, что ничего хорошего ее там не ждет… Своей подруге А. Тесковой Цветаева написала еще в 1931 году: «Все меня выталкивает в Россию, в которую – я ехать не могу. Здесь я не нужна. Там я не возможна».
18 июня 1939 года Цветаева с сыном приехала в Москву.
Родная страна встретила ее подозрительно: эмигрантка, белогвардейка, пишущая подозрительные стихи поэтесса… Эфронов поселили в подмосковном поселке Болшево – на даче НКВД Новый Быт. Уже в августе арестовали Ариадну – ей предстояло провести в заключении 16 лет, единственной ее виной были ее родители. Через два месяца арестовали Сергея Эфрона – его обвиняли в провале зарубежной операции советских спецслужб и шпионаже. Марина снова осталась практически одна, с сыном-подростком на руках, в постоянном ожидании конца…
Марина Цветаева с сыном Муром, 1935 г.
Из Болшева, где она чувствовала себя запертой в клетке, Цветаева в ужасе сбежала в Москву – последней каплей для издерганных нервов Марины стал арест Клепининых, их соседей – в Париже они работали вместе с Сергеем. В Москве было не так страшно, но еще более тяжело – без жилья, без постоянной работы, без друзей. Из последних сил она собирала передачи дочери и мужу, лечила постоянно болевшего сына. Ее прибывший из Парижа багаж – то немногое, что у нее было, и то, совсем малое, что удалось привезти, – год задерживали на таможне. Она в последнем приступе надежды посылала письма на Лубянку, где пыталась объяснить, что арест ее близких – недоразумение, ошибка… Обстановка, и так все последние годы тяжелая, теперь просто давит на нее, подминая под себя. К тому же стихи – которые спасали ее в голодной послереволюционной Москве и презрительном, отвернувшемся от нее Париже, – перестали к ней приходить. Подготовленный к печати сборник рассыпали после злобной рецензии знаменитого своими недобрыми выпадами критика Корнелия Зелинского. Для заработка Цветаева занялась переводами – с французского, немецкого, болгарского, корейского, грузинского… Тем не менее литературная деятельность не приносит ей ни денег, ни официального статуса. Просьба ее, поддержанная самим Пастернаком, принять Цветаеву в Союз писателей или хотя бы в члены Литфонда, получила отказ. Приняли только в профком литераторов при Гослитиздате.
Начало Великой Отечественной войны застало ее за переводами Федерико Гарсиа Лорки. Работу пришлось прервать: вернувшийся панический страх за своих близких, за страну, за себя не давал Цветаевой жить; из привычного отчаяния она быстро впала в состояние полной безысходности.
Вместе с группой писателей Цветаева летом 1941 года была эвакуирована из Москвы, но в Чистополе, где в основном были расквартированы москвичи, ей остаться не разрешили. Цветаева оказалась в маленькой Елабуге, где найти работу не было никакой возможности. Она жила в маленькой комнатке полуразрушенного дома, у хозяев по фамилии Бределыциковы, которые сухо общались с ней, не понимая, кто с ними рядом, кому они сдали комнату. В отчаянии Цветаева съездила в Чистополь, где предложила себя в качестве судомойки в столовую Литфонда. 28 августа она вернулась в Елабугу с твердым намерением вскорости уехать оттуда. Но неустроенность, отчаяние, одиночество сделали свое дело. 31 августа она, дождавшись, пока все уйдут из дома, повесилась…
Ее похоронили на городском кладбище; но денег на памятник не было, крест, отмечавший захоронение, вскоре затерялся, и точно установить место могилы теперь невозможно… В Тарусе, где когда-то похоронили ее мать, на крутом берегу Оки стоит камень с надписью: «Здесь хотела бы лежать Марина Цветаева».
1940 г
Она ненадолго опередила мужа. Сергей Эфрон был расстрелян 16 октября 1941 года. Георгий Эфрон, который не смог себе простить, что в тот летний день оставил мать одну, в 1944 году был призван на фронт и вскоре погиб под Витебском. Ариадна вернется из лагеря, снова будет арестована, пройдет ссылку, вернется – и вместе со своей теткой, Анастасией Цветаевой, посвятит себя сохранению памяти, наследия своей гениальной матери – Марины Цветаевой, самой трагической фигуры в российской литературе XX века.