50 знаменитых чудаков
Шрифт:
Был Прокопий Акинфиевич человеком добрым. Известно, что к заводским рабочим он относился гораздо лучше своего младшего брата Никиты. Своим детям, управлявшим заводами, он писал из Москвы, чтобы те не принуждали крестьян к работе насилием, чтобы не «доводили их до разорения». В то же время его чудачества были подчас довольно жестоки, чего он, по-видимому, не понимал. Иллюстрацией к этому служит такой случай.
Однажды знакомая старуха попросила у Прокопия Акинфиевича взаймы тысячу рублей. Тот согласился их дать при условии, что она сама отсчитает эту сумму медными деньгами и заберет их с собой. В то время медяки были очень тяжеловесными. Чтобы увезти такое их количество, потребовалось бы не менее трех ломовых лошадей. Однако старуха все же взялась отсчитывать нужную
Легче пришлось разорившемуся купцу Мердеру, который тоже попросил помощи у Демидова. Тот дал деньги, но с условием, чтобы Мердер прокатил его на спине. Бедный купец долго возил тучного Прокопия Акинфиевича, но и сумму, которую просил, получил сполна.
Такие случаи, безусловно, характеризуют Демидова как человека доброго, хотя объектам его благодеяний из-за стремления богача поразвлечься иной раз приходилось несладко. При этом денежную помощь заводчик старался оказывать только людям простым. К знати и дворянам он чувствовал антипатию и шутил над ними достаточно жестоко. Недаром императрица Екатерина II не любила его и называла «дерзким болтуном».
Однажды первая статс-дама императрицы Елизаветы графиня Румянцева обратилась к Демидову с просьбой ссудить ей 5 тысяч рублей. Тот ответил, что особам такого звания в долг он не дает, потому что на дворян «нет управы, если не заплатят деньги к сроку», но согласился помочь, если графиня даст расписку очень необычного содержания. Демидов хотел, чтобы в ней было зафиксировано следующее: «Я, нижеподписавшаяся, обязуюсь заплатить Демидову через месяц 5 тысяч рублей, полученные мною от него. Если же этого не исполню, то позволяю ему объявить всем, кому он заблагорассудит, что я – распутная женщина».
Отчаянно нуждавшаяся графиня написала расписку, но в срок деньги вернуть не смогла. Демидов же после истечения срока в дворянском собрании зачитал расписку. Дело дошло до императрицы. Рассерженная Екатерина II велела заплатить долг.
Еще большее ее неудовольствие вызвал случай с братом известного фаворита императрицы, графом Федором Григорьевичем Орловым. Для продолжения русско-турецкой войны государство нуждалось в деньгах. Гордость не позволяла Екатерине прямо обратиться к Демидову, поэтому она возложила на графа миссию – просить богача дать на военные нужды государства 4 млн рублей. Демидов ответил: «Императрице не дам, уж такой у меня нрав, боюсь дать тому, кто меня посечь может! А тебе дам!» Однако и здесь чудаковатый заводчик не обошелся без очередной выходки. В случае неуплаты долга вовремя Орлов должен был согласиться получить от Демидова публично три оплеухи. Во избежание скандала Екатерина приготовила деньги задолго до истечения срока. Однако Демидов согласился принять их только в назначенное время.
И уж совсем громкий скандал вызвал случай, когда какой-то вельможа, бывший проездом в Москве и в честь которого Демидов решил устроить грандиозный обед, в последнюю минуту отказался прийти, сославшись на то, что его срочно вызвали к генерал-губернатору. Оскорбленный Демидов приказал втащить в столовую свинью, посадил ее на почетное место и начал потчевать ее разными блюдами. Животное, естественно, рвалось и хрюкало, а Порфирий Акинфиевич приговаривал: «Кушайте, ваше сиятельство, на здоровье, не побрезгуйте моим хлебом и солью; век не забуду вашего одолжения!»
Отрицательное отношение Демидова к дворянству сказалось и на судьбе его дочерей. Их он выдавал замуж только за купцов и промышленников. Когда же одна из них посмела заявить, что хочет выйти за дворянина, Порфирий Акинфиевич поместил на дверях своего дома объявление, что «у него есть дочь дворянка и не желает ли кто-нибудь из дворян на ней жениться?». Мимо проходил некто чиновник Станиславский, который решил воспользоваться
Иногда шутки Демидова причиняли людям и физические страдания. Однажды он объявил «конкурс». Он обещал дать крупную сумму тому, кто пролежит без движения на спине в течение года. Желающие, конечно, нашлись. Но выполнить условие оказалось чрезвычайно сложным делом. Несчастные не имели права даже шевельнуться. Кормили, поили и ухаживали за ними специально приставленные слуги. Они также следили за тем, чтобы главное условие «конкурса» неукоснительно выполнялось. Иногда они оставляли испытуемых одних, а сами потихоньку подсматривали за ними. Если кто-либо шевелился, их секли и с позором изгоняли.
В другой раз желающим было предложено не моргать в течение часа. В этом случае с не выдержавшими испытание Демидов обошелся мягче. Их не секли, а просто выгоняли. При этом Демидов кричал: «Каналья! Берешься не за свое дело! Ну где тебе, дураку, не мигать! Какое от тебя может быть удовольствие богатому человеку!»
Однако большинство чудачеств Прокопия Акинфиевича носили абсолютно безобидный характер. Например, он любил выезжать в колымаге ярко-оранжевого цвета, запряженной цугом. Цуг состоял из двух маленьких лошадей возле самой повозки, двух огромных – в середине, с форейтором-карликом, и двух небольших лошадок впереди, но с форейтором огромного роста, длинные ноги которого задевали мостовую. При этом у лакеев одна половина ливреи была сшита из золотого галуна, другая – из грубой сермяжной ткани; одна нога – в шелковом чулке и лакированном башмаке, другая – в онучах и лапте. Таков был парадный выезд миллионера. В менее торжественных случаях он выезжал не менее оригинально. В экипаж впрягали всего две лошади, «левая коренная с верблюда, а правая с собаку», а сопровождали хозяина «на запятках трехаршинный гайдук и карлица». Таким образом, Прокопий Акинфиевич высмеивал стремление вельмож того времени производить впечатление на окружающих богатыми выездами.
Любил Демидов подшутить и над модными увлечениями высшего дворянства. Когда в моду вошли очки, он приказал надеть их не только на свою прислугу, но даже на собак и лошадей.
Владея огромным состоянием, Демидов большей частью жил в Москве, но по торговым делам нередко бывал за границей. В одной из таких поездок его обманули на каком-то товаре английские купцы, продав его по очень высокой цене. Вернувшись домой, Прокопий Акинфиевич решил им отомстить. Он скупил всю имевшуюся на рынке пеньку и, когда англичане приехали за ней в Россию, назначил им цену в 10 раз дороже действительной стоимости. Купцы вынуждены были вернуться ни с чем. Однако, нуждаясь в пеньке, они через некоторое время прислали других покупателей. К кому бы они не обращались, их посылали к Демидову, а тот тем временем повысил цену еще вдвое. И во второй раз англичане уехали без товара.
Проживая в Саксонии, Прокопий Акинфиевич немало удивлял местное население. Он закупал на рынке все, даже то, что, по-видимому, вовсе не было ему нужно. А еще устраивал роскошные, милые русской натуре угощения. Прижимистые немцы считали его мотом, а богач вслух смеялся над бедностью столичного Дрездена и говорил, что ему некуда девать здесь денег: купить нечего.
Странности Демидова с возрастом все более увеличивались. В своих чудачествах он находил единственное удовольствие. В 1778 году в Петербурге он устроил такой народный праздник, который вследствие непомерной попойки стал причиной смерти 500 человек. Подобные замашки Прокопия Акинфиевича в некоторой степени унаследовал его сын, Акакий Прокопьевич. Он тоже был известен своим оригинальным гостеприимством. Если кто-нибудь приезжал в гости к заводчику, обрадованный хозяин тут же запирал ворота и не открывал их несколько дней, пока прибывший ему не надоедал. А жертве гостеприимства приходилось участвовать в гомерических обедах. Если гость не допивал вино, хозяин тут же грозил ему: «Пей, или я велю, душенька, вылить тебе за пазуху!» То же происходило, если гость оставлял что-нибудь на тарелке.