50 знаменитых любовников
Шрифт:
Как бы там ни было, но Фицджеральды долгое время оставались самой экстравагантной парой в Нью-Йорке. Разделы светской хроники стали, по сути, хроникой их семейной жизни. Стиль этой хроники был протокольно лаконичным и в то же время откровенно шокирующим.
«Сегодня ночью мистер Фицджеральд с супругой предприняли необычную экскурсию по Манхэттену. Поймав такси на углу Бродвея и 42-й улицы, они сели в салон на заднее сиденье. Но уже в районе Пятой авеню им показалось, что так ехать неудобно, и, потребовав у водителя остановиться, они изменили свое положение: мистер Фицджеральд забрался на крышу машины, а миссис Фицджеральд — на ее капот. После чего приказали ехать дальше…»
«На днях общественность Нью-Йорка была искренне
«…Он разделся на спектакле „Скандалы“ — остался практически без всего!..»; «…Она утром вышла из отеля „Плаза“ в чем мать родила и стала купаться в фонтане…»; «…Он сбил с ног полисмена в Уэбстерхолле…» и так далее и тому подобное.
Самое поразительное состояло в том, что все это было правдой. Да, они прокатились верхом на такси — потому что им так захотелось. Да, Зельда искупалась в фонтане — потому что ей стало жарко. Да, Скотт почти догола разделся в театре только потому, что в тот момент таким было его желание. Слава прожигателей жизни их не смущала, поскольку оба были уверены, что счастье — это полная свобода и нескончаемая радость.
И действительно, Фицджеральдами настолько все восторгались, что прощали им все, даже то, что другим вряд ли бы сошло с рук. Ведь красавец Скотт, который прекрасно одевался, носил элегантные шляпы, что было несвойственно писателям, и не имел распространенной среди литераторов привычки сутулиться, стал некоронованным королем для молодежи Америки, а эффектная Зельда с ее точеными формами — королевой. Молодые, красивые, лишенные всяческих предрассудков, они заказывали обеды в дорогих ресторанах, до утра веселились в ночных клубах, без них, будь то в Нью-Йорке или в Париже, куда они часто ездили, не обходилась ни одна богемная вечеринка.
Через год после свадьбы молодые супруги приехали в Сен-Пол, на родину Фицджеральда, где у них родилась дочь, которую назвали в честь отца Франс Скотт, среди домашних ее ласково звали Скотти. Что касалось воспитания дочери, то Зельда придерживалась принципа: «Я не хочу, чтобы она выросла серьезной, и не хочу, чтобы она стала великой. Пусть будет богата и счастлива, вот и все!» Наняв для Скотти няню, молодые родители вернулись в Нью-Йорк к прежней разгульной жизни.
Однако Зельда дарила Фицджеральду не только все радости, какие может принести жена мужу, но и страдания. Однажды она увлеклась, причем на глазах Скотта, молодым французским летчиком Эдуардом Жозаном (который, обезумев от любви к ней, над их домом даже выполнял фигуры высшего пилотажа). Роман между ними, вероятно, не был серьезным, в том смысле, что вряд ли Зельда и Жозан были любовниками. Но Фицджеральд в своей ревности дошел до того, что запер жену на месяц на вилле и не давал видеться с ее поклонником.
И все же восхищение Зельдой затмевало в глазах Фицджеральда все ее слабости и проступки. Даже принимая на работу секретаршу, он заботился о том, чтобы та была образованна, привлекательна, но все же не настолько, чтобы могла затмить Зельду! И когда его однажды спросили, какая у него самая высокая мечта в жизни, он не задумываясь ответил: «Так же любить Зельду и быть на ней женатым и написать самый известный в мире роман».
Все бы ничего, да вот только с творчеством с каждым годом становилось все больше проблем. Признанный когда-то лучшим писателем Америки, Фицджеральд временами вообще ничего не писал, а если и писал, то так, что сам иногда приходил в ужас от написанного, не говоря уже о поклонниках его таланта. Язвительный и порой завистливый Эрнест Хемингуэй,
Не все обстояло благополучно и с Зельдой. После тридцати лет она начала быстро стареть. А кроме того, ее поведение становилось все более неадекватным. Между прочим, зачатки ее безумия Фицджеральд мог бы заметить и раньше, не происходи они на таком фоне их образа жизни, при котором странности в поведении являлись чуть ли не нормой. Разве сам Скотт, стоя на подоконнике раскрытого окна, не обещал Джеймсу Джойсу, что сейчас выбросится вниз, потому что Джойс написал «Улисс», самую великую изо всех великих книг? И разве не он как-то устроил отвратительный погром в полицейском участке Канн?
В августе 1925 г., после того как Зельда бросилась вниз с лестницы в одном из известных ресторанов, о состоянии ее психики заговорил весь Париж. В тот злополучный вечер Фицджеральд, заметив за соседним столиком Айседору Дункан, решил подойти к ней. Как только он встал, Зельда тоже вскочила, направилась к лестнице, ведущей на второй этаж, дошла до середины — и бросилась вниз. Перепуганные посетители были уверены, что она погибла, сломав себе позвоночник. Но Зельде необыкновенно повезло, она отделалась одним-единственным ушибом.
Чуть позже в Голливуде Зельда приревновала своего мужа к 18-летней начинающей актрисе Луис Моран. Скотт и в самом деле увлекся ею, но не настолько, чтобы можно было опасаться за семейную жизнь. А Зельда восприняла увлечение мужа чуть ли не как трагедию. Заставив его пренебречь выгодным контрактом, она немедленно увезла его из Голливуда. В поезде Зельда устроила настоящую истерику и в порыве ярости даже выбросила в окно платиновые часы с бриллиантами, которые Скотт подарил ей 10 лет назад.
После этого случая признаки психической неуравновешенности Зельды стали проявляться все очевиднее. То она вдруг полностью отказалась от еды, решив таким образом похудеть; как-то раз с таинственным видом сообщила Скотту, что их старые друзья хотят всех убить: и ее, и его, и их дочку Скотти; затем объявила, что не хочет двигаться — ни ходить, ни шевелить руками, ни даже поднимать брови — она будет только сидеть и слушать разные голоса, например, о том, как разговаривают лилии в саду; в другой раз Зельда сложила все свои платья в ванну и устроила из них костер; а однажды во время бешеной езды на автомобиле она чуть было не упала в пропасть…
Все это привело к тому, что в апреле 1930 г. с диагнозом «шизофрения», поставленным известным психиатром Оскаром Форелом, Зельда Фицджеральд попала в швейцарскую клинику для душевнобольных. Далее последовал целый букет болезней: «мания преследования», «нервная экзема», «маниакально-депрессивный психоз», и психиатрические лечебницы, пациенткой которых теперь стала миссис Фицджеральд, — больница в Балтиморе, госпиталь в Северной Каролине, клиника в Эшвилле.
Но и находясь в клинике, Зельда тревожилась о том, что Фицджеральд, занятый написанием сценариев в Голливуде, «постоянно находится в толпе красивых женщин». И даже не ревность одолевала ее, а мучительное чувство разъединенности. «Мой любимый, ненаглядный… — писала она мужу, проявляя удивительную ясность ума и чувств. — Мне так грустно от того, что я превратилась в ничто, пустую скорлупу. Мысль об усилиях, которые ты прилагаешь ради меня… была бы невыносима любому, кроме разве бездушной машины… Твоя доброта ко мне не знает пределов. Поэтому сейчас я могу сказать одно: в моем сердце, во всей моей жизни не было более дорогого существа, чем ты… Я люблю тебя!»