5000 ночей одержимости
Шрифт:
Возражения стихли, когда ее взгляд упал на фигуру в углу.
Здесь было многолюдно из-за обеденного перерыва и ажиотажа первого дня. Тем не
менее, атмосфера была непринужденной. Дети свободно общались со своими
родителями или друг с другом за круглыми деревянными столами с мягкими стульями.
Все столы были заняты, за исключением углового. Одинокая волчица, одетая с ног до
головы в черное, оккупировала его, разложив перед собой стопку книг. В наушниках и с
раскрытым
решимостью малышка давала понять, что она неприступна.
Я бы сделал то же самое, если бы на меня никто не обращал внимания. Выбрал бы
столик подальше от бесполезных людей, заблокировав их мусорный шум наушниками и
сделал бы себя недосягаемым для «нормальных». Однако, как уже упоминалось, это
был мир «нормальных». Девчонка своей отстраненностью превращала себя в мишень.
Пия заметила, куда устремилось мое внимание.
— Аксель, - ее голос понизился, вся прежняя враждебность исчезла в пользу
неотложного вопроса. — Можно тебя на минутку?
Когда я моргнул в знак согласия, Пия посмотрела налево и направо в поисках
зрителей, а затем повела меня к пустующей фуршетной линии. Она схватила два
подноса и передала один мне.
Чистый капитал присутствующих в этом кафетерии равнялся одному проценту
будущего ВВП Америки. Учитывая клиентуру, еда была на удивление непритязательной
– хот-доги, картофель фри, гамбургеры, спагетти и салат, разложенные по тарелкам в
стиле шведского стола. Пия положила себе на поднос спагетти и немного салата. Я
рассеянно повторил за ней, мое любопытство разогрел внезапный интерес Пии к
цивилизованной дискуссии.
— Прошло много времени с тех пор, как мы виделись в последний раз, - начала она, уставившись на что-то перед собой. — С тех пор для меня многое изменилось.
Тогда я понял, почему Пия выбрала для разговора очередь за едой. Это было
наименее незаметно, потому что просто казалось, что мы оба заказываем еду в
кафетерии.
— Теперь у меня есть семья, и я здесь, чтобы пообедать со своей дочерью. Она не
должна узнать о… - Пия закрыла глаза и глубоко вздохнула. — Что бы ни случилось
прошлой ночью, я... я готова забыть об этом. Может, я действительно слишком много
выпила, и, возможно, все это было ужасным недоразумением. Давай заключим
перемирие и оставим это в прошлом.
Она говорила с четким намерением, намек был предельно ясен. Пия отчаянно хотела
помешать мне встретиться с дочерью и не желала, чтобы ее прошлое просочилось в
ее настоящее.
Я безмятежно поднял брови.
— Тебе не о чем беспокоиться, когда речь идет обо мне. - Я поднял руку в знак
капитуляции. Ей о многом
было бы продуктивно.
У нее вырвался долгий выдох облегчения.
— Спасибо за понимание.
— Наслаждайся обедом.
— Спасибо, - прошептала она. — Было эм... приятно снова увидеть тебя, наверное.
–
Она неловко тянула время, не уверенная, как положительно закончить разговор
теперь, когда я сдался. — И поздравляю с, хм, всеми твоими деньгами.
Мой позабавленный вид только заставил ее заикаться еще больше. В конце концов, Пия решила закончить наш разговор простым взмахом руки.
Я посмотрел, как Пия уходит, дал ей тридцатисекундную фору, а затем последовал за
ней, чтобы познакомиться с ее дочерью.
— Ты звонила доктору Стивенсону вчера вечером?
Пия сидела напротив дочери за угловым столиком. Мне было интересно, как она
отнеслась к тому, что Амбани пропустил первый день Поппи, тем более что он вряд ли
увидит свою дочь до конца лета. Хотелось надеяться, что усилия Леви привели к
эффектной размолвке между ними.
На лице Пии отразилась паника, когда она подняла голову и увидела, что я
приближаюсь к столу. Ее дочь сидела спиной ко мне. Увидев тревогу в глазах матери, Поппи повернулась и посмотрела прямо на меня.
— Мистер Трималхио, - поприветствовала Поппи без намека на удивление в голосе.
Мои брови взлетели вверх.
Мало что в этой жизни удивляло меня. Изменение семейного положения Пии было
одной из тех вещей, которые пошатнули мой, как правило, невозмутимый облик. Я
замешкался на мгновение, затем перегруппировался и, как всегда, нашел решение.
Это был второй раз, когда меня так быстро поставили в тупик. Я не ожидал от Поппи
монотонного обращения без нотки удивления в ее тоне. Она совершила немыслимое: Поппи удалось застать меня врасплох.
Вредительница знала обо мне. Откуда?
Возможно, она хорошо разбиралась в хаус-музыке и была моей фанаткой. Однако, если бы это было так, ее голос не звучал бы так незаинтересованно, как в той
отрешенной манере, с которой она обращалась ко мне. Поппи говорила так, словно
наше знакомство запоздало, а встреча со мной была уже старой новостью.
Мне следовало этого ожидать. Такие дети, как она, обожали эпатировать взрослых.
Она была наглядным примером угрюмого подростка, которому наплевать на весь мир.