666. Рождение зверя
Шрифт:
Басаев выключил Первый канал.
– Сейчас у нас будет видеоконференция по скайпу, – объявил он. – В прямом эфире.
На айпаде появилась новая картинка, внизу которой красовался логотип панарабской телекомпании «Аль-Джазира». Экран был разделен на четыре части. В верхнем левом углу Кирилл увидел самого себя, Басаева и всех остальных участников «консилиума» на сцене. Изображение передавалось с миниатюрной камеры, стоявшей на штативе прямо перед ними. В правом квадрате проплывали лица людей, сидящих на ярусах амфитеатра. Их выхватывал оператор с электромобиля, который медленно двигался по окружности сцены. В левом нижнем окошке замерла, ожидая чего-то, девушка с вполне славянским лицом, но в хиджабе.
– Господа, – генсек заговорил в камеру, – правительства объединенных наций уполномочили нас обсудить с вами сложившуюся ситуацию.
Пан Ги Мун говорил по-английски, но голос за кадром дублировал его на русском. Девушка в хиджабе пришла в движение, зажестикулировала руками. «Сурдоперевод, – догадался Потемкин, – „Аль-Джазира“ вещает на многих языках. Наверное, это будет самая рейтинговая передача за всю историю телевидения». Басаев как будто услышал его мысли и усмехнулся:
– Я что-то не припомню, чтобы во время операции в Беслане в 2004 году правительства каких-то наций уполномочивали вас вести переговоры.
– Во-первых, та драматическая ситуация была внутренним делом одного из государств, – стараясь сохранять спокойствие, ответил Генеральный секретарь. – А во-вторых, мы не говорим о переговорах. Речь идет о контактах и обмене информацией по сложившейся ситуации. И прежде всего хотелось бы попросить вас в целях безопасности прекратить телевизионную трансляцию нашего общения.
«Не зря корейские журналисты прозвали его „скользким угрем“, – подумал Кирилл. Басаев отреагировал довольно решительно:
– Не надо лукавить и прятаться за формулировки, господин Мун. Раз вы обращаетесь к нам с какой-то просьбой, значит, это уже переговоры. Но эту просьбу мы удовлетворить не можем. Никаких тайных переговоров с мировым правительством не будет. Умма должна знать, что мы тут обсуждаем.
– Мы не являемся мировым правительством… – начал Генеральный секретарь.
– Это можно не объяснять, – оборвал его Басаев. – Правительства, о которых вы говорили, тоже ими не являются. Вы все – лишь марионетки. Но вы и ваши правительства можете донести до своих хозяев наше послание. И первое такое послание заключается в том, что мы намерены говорить с Синедрионом напрямую. Тем более, что жизни некоторых его членов сейчас находятся в руках Аллаха. То есть в наших руках.
Пан Ги Мун переглянулся с сидящими за круглым столом полпредами, а те – со своими коллегами, сидящими позади.
– Но вы можете нам сейчас хотя бы обозначить, какие цели преследуете? – спросил Генеральный секретарь.
– Мы пришли сюда, чтобы спасти весь этот прогнивший мир. И вас, – Басаев ткнул в камеру, – и всех тех, кто оказался в этом зале. И мы будем находиться здесь до тех пор, пока не свершится правосудие. Синедрион ответит за те преступления, которые творились на протяжении нескольких тысяч лет. Надеюсь, у вас хватит разума, чтобы не предпринимать на острове Бела никаких действий военного характера. Вспомните, чем закончилось то самое «внутреннее дело одного из государств».
Оператор моджахедов показал крупным планом заминированные канистры с напалмом.
– Об этом никто не говорит! – заволновался Пан Ги Мун. – Но из ваших слов непонятно, чего конкретно вы хотите.
– Конкретно? Для начала мы хотим, чтобы кяфиры убрались из Афганистана и с Кавказа. На это вам отводится двадцать четыре часа.
Было видно, как полномочный представитель США – смуглая худощавая ямайчанка Сюзанн Райс – протестующе замахала руками. Басаев продолжал:
– Но это не главное. Главное условие мирного разрешения этой ситуации заключается в том, что Синедрион должен выдать нам существо, которое он здесь породил. Мы точно знаем, что он здесь, и могли бы просто уничтожить всех, кто есть на острове. Но жизни всех, кроме одного, нужны для решения мелких задач вроде тех, которые я уже обозначил. Для достижения главной цели значение имеет смерть – смерть одного. Если Синедрион выдаст нам его, мы выпустим пленных – тех, на кого он укажет. С нашей точки зрения, это вполне приемлемая схема обмена.
Генеральный секретарь достал салфетку и вытер большой морщинистый лоб.
– Но вы же понимаете, что мы не вполне уполномочены…
– Понимаем. Поэтому даем время на размышления. 24 часа, в течение которых мы надеемся увидеть демонстрацию доброй воли в виде начала выполнения требований.
Шамиль щелкнул пальцами, и окошко с залом Совбеза погасло. Картинка с острова развернулась во весь экран, сурдопереводчица съехала в левый угол, а камера нацелилась на аль-Масри, который начал читать проникновенную проповедь на арабском. Басаев выключил звук на айпаде – шейх сидел в нескольких метрах, и все желающие могли послушать его вживую.
– Неужели ты думаешь, что они на это пойдут, Шамиль? – усмехнулся Кирилл. – Нет, ты что, и правда настолько наивен, что веришь в это?
– А что такое? – Шамиль, кажется, слегка смутился.
– Да то, что они скорее здесь сами все напалмом сожгут, чем сделают то, что вы хотите.
– Если все здесь сжечь напалмом, мировой порядок прекратится. Смотри. – Он обернулся к стоявшим у края сцены нукерам и крикнул: – Дайте сюда связь!
Несколько ассасинов подкатили к нему железную коляску, похожую на те, что используют в супермаркетах. Она была заполнена мобильными телефонами – видимо, теми самыми, что постояльцы сдавали на ресепшен. Басаев встал, зачерпнул несколько трубок и поковылял к краю сцены.
– Вот, ловите! – Он швырнул телефоны на первый ярус. – Звоните родным и знакомым, расскажите им, где вы и что надо сделать, чтобы они вас опять увидели!
Шамиль вернулся обратно и сел. Другие участники шуры последовали его примеру и тоже начали разбрасывать по залу телефоны. В рядах амфитеатра возникла давка. Люди бросались к падающим трубкам, вырывали их друг у друга. Кирилл подумал, что ему это что-то напоминает. Оказавшись на море, он любил с булкой зайти по мосткам куда-нибудь подальше и кормить стаи прибрежных рыб. Серебрящаяся масса бурлила, сильные отпихивали слабых, прорываясь жадным ртом к вожделенной пище.
– Социальный дарвинизм в действии, – отметил Потемкин. – Зря ты халдеев поубивал, Шамиль. Они бы мигом тут все раздали. Да и вообще, если вы приготовились к долгой осаде, обслуга совсем не помешала бы. Надо же есть, пить, говно убирать здесь. Непродуманно как-то. Зачем вы так жестоко с персоналом?
Басаева перекосило.
– Жизнь – это очередь за смертью, но многие все время пытаются пролезть без очереди. На этом острове больше нет халдейского племени.
– Есть! – раздался уверенный голос из-за спины. – В этом зале есть халдейка, и она рядом с нами. Выдает себя за клиентку.