7 дней в июне
Шрифт:
После моего ответа разговор перешел на обыденные темы: кого из знакомых и родственников призвали, что известно о родне, оказавшейся в зоне военных действий, возникающих бытовых тяготах, ограниченном выборе в магазинах…
– Да, девочки, не скоро придется снова лакомиться импортными продуктами – пока немцев побьём, новые договора на поставку заключат, привезут… А многое из того, к чему уже привыкли, еще и не выпускается – та же аудио и видеотехника, мобильники.
– А одежда? Моды, что за границей – чудовищные! Я вчера по Интернету посмотрела немного,
Война войной, а женщины все равно остаются женщинами, и переделать их невозможно. Да и нужно ли?…
Александр Суров. Разведчик. Москва.
Прилетели в Москву, выгрузились.
Ё моё! Сколько народу… А самолётов-то! В голове сразу же появились варианты, кого и что заминировать первым, а что и так надкусать.
Сводный отряд, не дав даже размять ноги после долгого перелёта почти через всю страну, тут же погнали на погрузку в Ан-12.
Пока шли на площадку, огляделись: аэродром, не знаю точно какой, но вроде бы Шереметьево, был набит под завязку всевозможными самолётами – от старых «Анов», до каких-то разрисованных и явно гражданских «Боингов» – и почти перед каждым из них стояли шеренги солдат – или высадка, или посадка. Сновали заправщики и тягачи выводили самолёты на полосы, каждые две минуты садился или взлетал какой-нибудь «борт». Разговаривать было невозможно – шум турбин, матюки через громкоговорители.
Потом наступила моя очередь подниматься по рампе в отсек. Снова металл под подошвами. Снова створки закрывают солнечный свет, и снова крылатый грузовик неторопливо катится по рулёжным дорожкам на взлётную полосу. Его движки словно жаждут взреветь на полную мощность и оторваться от земли в свою стихию.
Всего два часа в небе и вот мы уже садимся где-то в Белоруссии.
Чувствовалась война – вокруг аэродрома и прямо на стоянках техники – ЗРК, расчёты «золушек». В небе барражируют истребители. Видны остовы разбитых транспортников, свежие заплаты в бетонном покрытии взлётной полосы, и речь – вроде бы понятная, но с пятого на десятое. Белоруссия.
Всё ещё идут тяжёлые бои. Обстановка уже стабилизировалась, но всё равно – тяжёлая. Задача сводного отряда войск специального назначения – действуя в интересах так же сводной, армейской группировки, работать по профилю – разведка в ближнем и дальнем тылу противника, налёты, засады и прочее.
– Товарищи бойцы, надеюсь, все отдохнули? – Вопрос ротного, скорее риторический. – Командирам разведгрупп – к пятнадцати ноль-ноль прибыть на совещание в штаб.
Нам отвели ангар. Раньше здесь стояли вертушки белорусов. Потом в него попал снаряд – крыша пробита, стены немногим отличаются от решета. Один вертолёт – «восьмёрка» – теперь в виде металлолома громоздится поодаль.
Но есть и кое-что интереснее битого металла – над базой проносятся, заходя на посадку, пара «Блэк Хоков», судя по всему – «медэваки»! Ого, похоже, тут есть и, судя по всему, – воюет «второй фронт!»
Они лихо сели на площадках и к ним устремились санитарные машины и технические службы. Если «санитарки» были нашими, то вот «технички» – это «хамви». Сразу же закипела работа. Видно было что люди делают своё дело, несмотря на любую обстановку вокруг.
А затем пришли и наши отцы-командиры. И привезли с собой много чего.
Снаряжаясь, я ещё раз повернул голову в сторону севших вертолётов американцев. Но их там уже не было – улетели.
Надо отдать должное янкесам – несмотря на сошедший с ума мир, они не растерялись – в считанные часы вывезли своих граждан, организовали круговую оборону и смогли три дня отбиваться почти в полном окружении.
Разбитая прямым попаданием крупнокалиберного снаряда диспетчерская вышка, остовы сгоревших самолётов, битые, обугленные «страйкеры» и «хамви». Результат предательства бывших «союзников», а по сути – «дворняжек», перебежавших на сторону вермахта.
Но всё же они не растерялись и смогли удержать инициативу в своих руках, используя преимущество в вооружении и оснащении. Все три ночи немцы теряли с трудом захваченные днём позиции – они были слепыми и глухими в отличие от янки с их БПЛА, разведкой, связью и приборами ночного видения.
Американцы даже тут играли по своим правилам. Пусть и ночью.
– Боец, – меня вывел из полудрёмы голос дядьки. – Подъём! На инструктаж. Не отлетай Шура!
Эмигрант Пётр Михайлов. Москва.
Яркое солнце светило прямо в лицо, а настойчивый стук в дверь напоминал о неудержимой фрау Марте. Я встал и не найдя тапочек, босиком пошёл открывать дверь.
– Вставайте Пётр Алексеевич, уже десять утра, – Нелюбин выглядел отлично выспавшимся, несмотря на то, что лично привёз меня к особняку в пять часов утра.
В холле я встретил Штайна.
– Оскар, – обратился я к нему вполголоса. – А почему ты ввязался в это?
– У меня нашлась прапрапрабабушка еврейка, и Шелленберг знал об этом, – он усмехнулся. – Во всяком случае, если всё получиться, никто не будет тыкать мне прапрапрабабушкой.
К нам подошёл Анатолий Иванович:
– Господа, на втором этаже для вас подготовлено оборудование, пройдите, пожалуйста, вас ждут.
В комнате, на двух сдвинутых вместе столах были разложены металлические и карболитовые коробки.
– Здравствуйте! – навстречу нам шёл улыбающийся человек. – Давайте приступим.
Он продолжал улыбаться, но я явственно услышал: «Опять чайника прислали»
Ящики оказались электрическими вычисляющими устройствами, считающими намного быстрее человека. Хозяин этих железных мозгов, милостиво избавил нас от теории и просто начал показывать, как можно их использовать. Через четыре часа я мог запустить программу и настроить систему связи, но объяснить, как это работает я не смог бы даже под пытками. У Штайна всё получалось гораздо лучше, ведь вчера половину ночи он занимался с этой аппаратурой.