7 октября
Шрифт:
Тогда они с подругой крепко выпили, съездили на автобусе к морю проветриться, расстались поздно.
Дома Ирина легла на тахту, снова достала фотоаппарат из чехла. И в который раз застыла, не то стараясь удержаться, не то сосредотачиваясь, вновь и вновь пытаясь понять, зачем она это делает… Наконец сердце опустилось из горла, рычажок под пальцем вырос в гору, объектив продавил грудину, потек хрустальной рекой через позвоночник — но вдруг экран дрогнул, и она приподняла тубус, упершись локтем, еще на деление стронула рычажок.
Снимки эти чудом сохранились на одной из флешек — их всегда лежало несколько в кармашке футляра, к ним лет десять никто не прикасался. Тогда она снимала себя сама, на седьмом месяце, потрясенная
Эти фотографии, когда в ней зарождался ее еще безымянный сын, она просматривала теперь вместо молитвы о нем, пропавшем в бездне, разверстой чуть южнее по побережью от их дома…
Наплакавшись, Ирина задремала. Но прежде, чем она провалилась в глубокий сон, взошла луна в окне и, сужаясь к зениту, взяла в фокус, вобрала все видное из этой нагорной точки Яффо море, оба берега, затем горы, затем щит Малой Азии и надвинулась на горизонт Леванона.
Наконец Глухов напал на след. В одном из отсеков подземелий, в одной из комнат, усыпанных катышками бараньего помета, в свете фонарика, заряженного подобранными из груды гумпомощи батарейками, он обнаружил на стене выцарапанные две большие буквы: S.V.
Никто на земле, кроме его сына, не мог оставить этот знак.
Иван нашел сына умирающим калекой.
Джибрилю надоело таскать за собой пленника, скрываясь от наступления израильской армии. Он подумывал избавиться от него, потому что, если Джибриль попадет в руки евреев, они точно не дадут ему спуска, узнав, что у него содержался заложник.
И тут явился этот русский. Его привел к нему один из племянников. Русский предлагал денег за заложника.
Иван протянул пачку купюр.
Джибриль подпрыгнул на топчане и стал ожесточенно считать деньги. Глухов смотрел на него, осматривал, подумал, полез за пазуху и вдруг вскинул пистолет и выстрелил Джибрилю в лицо. Тот почернел и закинулся назад, не разжав пальцы. Затем Иван смахнул посчитанные сотенки и вырвал из рук мертвеца оставшиеся. Умяв деньги в клапан рюкзака, подхватил с кровати Артемку под руки и потянул его прочь.
Задача теперь была ночами выйти к своим и сделать так, чтобы военные обнаружили Артемку, а самому незаметно уйти обратно в Ницану. Только так Глухов мог попробовать избежать проблем с законом. Он объяснил
Когда выбрались на поверхность, Глухов первые часы до заката тащил Артемку на себе: у того ноги не слушались от слабости. К ночи, при луне, они наткнулись на стоянку десантников.
Патрульное подразделение ночевало в пустыне так: в час ночи освободившиеся от несения службы машины собирались каждый раз в новом месте, становились кругом, чтобы как минимум свои же танки не налетели на спящих бойцов. Спали вповалку — на карематах, прямо на земле, иногда удавалось костром прогреть землю, но чаще командиры запрещали разводить огонь. В ту ночь Глухов с Артемкой приблизились к такой группе: рядом со своими ночевать было спокойнее. Здесь Глухов, если повезет, должен был улучить момент передать Артемку.
Вот почему они залегли за пригорком, и Иван всмотрелся в тянувшиеся от костра мечущиеся тени. Пламя плясало: было ветрено, перед Пасхой апрель еще не оправился от холода. Продувало насквозь. У костра остались сидеть четыре человека: Эдик, Стас, Йорам, Ицхак. Эдик — рослый десантник, когда-то не прошедший отбор в «морские котики», хотя с детства занимался плаванием, а сейчас мечтавший получить отпуск и отправиться к другу в Таиланд. Вырос в Беэр-Шеве, после универа работал на химзаводе, стоявшем на берегу Мертвого моря, где не снимал с себя маску, потому что вокруг круглосуточно висело зеленоватое облако выбросов производства. Стас закончил тот же Университет имени Бен-Гуриона, работал в разных компаниях спецом по радиационной безопасности. Йорам — электротехник, специалист по установке оптоволоконного оборудования. Женат был на тучной грузинской еврейке, родившей ему двух детей, сам рос сиротой: отец сгинул, уехав обратно в Ливию, мать рано умерла от рака. Низкорослый Ицхак — немного аутичный программист из Эфиопии, вырос в трущобах нищего Кармиэля, любил выпить, обожал детей, мечтал обзавестись семьей, читал в юности Декарта, с которого началась его сознательная жизнь. Прозвище у Ицхака Дарраса в армии было Черный Хуй. Семь лет Ицхак думал, что это что-то вроде Зоркого Глаза, но однажды его русские сослуживцы объяснили ему, что к чему с прозвищем, и он сначала обиделся, но потом долго вместе со всеми ржал.
Разговор шел сначала о том, как на прошлой ночевке на Эдика упал осколок мины, достигший их стоянки на излете. Причем Ицхак уверял, что проснулся от крика Эдика, потому что осколок угодил тому точно в пах. Эдик отнекивался, но все равно давал шанс парням посмеяться. Йорам сидел с печальным сосредоточенным лицом.
Перед сном Йорам решил отойти отлить, после чего сдвинулся подальше на чистое место, чтобы помолиться, глядя в телефон на текст псалмов. Но не успел он начать, как в свете фонарика на стволе, которым он подсвечивал себе путь, обнаружил лежащего человека с оружием, протягивавшему к нему, заслоняясь, руку. Йорам испугался и, вскинув автомат, выпустил в его сторону очередь. Несколько пуль убили Глухова, успевшего прикрыть собой сына.
Артема в ту же ночь доставили в больницу «Барзилай» в Ашкелоне со страшной раной в паху. Лишь спустя два месяца врачи сумели узнать от него обстоятельства пребывания в Газе.
Война продолжалась еще полгода.
Благодарности
Автор выражает глубочайшую благодарность Армии обороны Израиля и признательность Алене Романовой — за вдохновение и помощь, Владимиру Губайловскому — за мудрость, Евгению Финкелю — за щедрость, Алле Гавриловой — за ее беспримерно героическую журналистскую работу во время проведения антитеррористической операции в секторе Газа: без ее репортажей эта книга была бы неполной.