7 шагов от идеи до воплощения
Шрифт:
– Я больше не в силах жить сам с собой.
Эта мысль настойчиво повторялась в моем рассудке. И вдруг, совершенно внезапно я сообразил, насколько необычной и оригинальной была эта мысль.
– Я один, или меня двое? Если я не в силах жить сам с собой, то тогда меня должно быть двое: "Я" и тот самый "сам", с которым я не могу больше жить. А что если только один из нас настоящий? – подумал я.
Я был так потрясен этой странной догадкой, что мой разум как бы застыл. Я продолжал оставаться в полном сознании, однако при этом у меня не было ни одной даже крошечной мысли. Потом я почувствовал, будто втягиваюсь во что-то наподобие энергетической воронки. В начале движение было медленным, потом оно постепенно ускорилось. Меня охватил ужасный страх и тело начало трясти. Я слышал слова "не сопротивляйся", будто бы исходившие
Я проснулся от пения птицы за окном. Никогда раньше я не слышал такого звука. Мои глаза оставались закрытыми, но воображение рисовало образ драгоценного бриллианта. Да, конечно, если бриллиант может издавать такой звук, значит, он и должен быть таким. Я открыл глаза. Сквозь занавеси просачивался первый свет утренней зари. У меня по-прежнему не было никаких мыслей и я чувствовал, я точно знал, что существует нечто такое, что мне еще надлежит познать, нечто бесконечно большее, чем мы себе представляем. Этим мягким свечением, струившимся сквозь занавеси, была сама любовь. На глаза навернулись слезы. Я встал и походил по комнате. Я узнал ее, однако теперь я понимал, что никогда прежде не видел эту комнату в истинном свете. Все было свежим и нетронутым, будто только появилось на свет. Я брал в руки вещи, карандаш, пустую бутылку, удивляясь их красоте и наполненности жизнью.
В тот день я бродил по городу совершенно пораженный чудом земной жизни, будто я сам только что народился на свет.
Следующие пять месяцев я прожил в состоянии глубокого покоя и непрерывного блаженства. Потом интенсивность этого состояния немного ослабла, или, может быть, просто мне так казалось, ибо это состояние стало для меня естественным. Я по-прежнему сохранял способность действовать в этом мире, хотя и понимал – что бы я ни сделал, это, скорее всего, ничего не прибавит к тому, что у меня уже есть.
Разумеется, я понимал, что со мной произошло что-то чрезвычайно важное, глубокое и значительное, но совершенно не представлял себе, что именно. Так продолжалось в течение еще нескольких лет, пока из духовных писаний и от духовных учителей я не узнал, что со мной случилось именно то, к чему все они стремились. Я догадывался, что сильнейший прессинг страдания, пережитого в ту ночь, должен был подтолкнуть мое сознание к тому, чтобы оно оторвалось от своего отождествления с несчастным и безмерно напуганным "мной", кто, в конечном итоге, является не чем иным, как созданной разумом фикцией. Должно быть, этот отрыв был столь полным, что это ложное, страдающее "я" тотчас сжалось, как бывает, когда из надувной игрушки вытаскивают пробку. То, что теперь оставалось, было моей истинной, вечной сущностью Я есть, сознанием в чистом виде, каким оно и было до своего отождествления с формой. Позже, оставаясь в полном сознании, я научился входить в это внутреннее царство безвременья и бессмертия, которое поначалу ощутил и воспринял как пустоту. Я пребывал в состоянии такого неописуемого блаженства и святости, что даже первоначальное ощущение, которое я только что описал, меркнет в сравнении с ним. Когда на физическом плане я ненадолго остался ни с чем, то у меня появилось время. У меня не было связей, работы, дома, никакой социально обусловленной индивидуальности. Почти два года я провел на скамейках парка, переживая состояние ослепительно яркой и глубокой радости.
Но даже самые прекрасные ощущения приходили и уходили. Однако, возможно, самым фундаментальным из всех остальных ощущений, было остававшееся под этим чувство покоя, которое с тех пор уже никогда меня не покидало. Порой оно бывает очень сильным, почти осязаемым, чем-то таким, что можно почувствовать. Временами как будто где-то на заднем плане звучит далекая мелодия.
Однажды, прогуливаясь по парку в пригороде Лондона, я вдруг заметил, что мой разум полностью поглощен ожиданиями относительно будущих событий, которые, возможно, еще и не произойдут. Тогда я решил отпустить эти проекции и просто быть, просто прогуливаться.
Я заметил, что каждый шаг совершенно неповторим, – новый нажим, новое ощущение в стопе, – это длится одно мгновение, а затем прекращается и никогда уже в точности не повторится.
Вместе
То, что случилось потом, не поддается описанию. Я могу лишь грубо обозначить это словами: все окутал абсолютный покой, казалось, во всем ощущалось присутствие вселенских сил. Понятие времени утратило смысл, меня больше не существовало. Я исчез – не стало того, кто переживал этот опыт.
То, что произошло, можно назвать всеобщим единством. Нельзя сказать, что я стал един со всем мирозданием, поскольку меня просто не стало. Могу только сказать, что было всеобщее единство, и все мироздание преисполнилось восторгом любви. Вместе с этим пришло полное постижение целого. Все это произошло в безвременной вспышке, которая казалась вечностью.
Вместе с этим переживанием и сразу после него пришло откровение настолько величественное и революционное по своей природе, что мне пришлось сесть на траву, чтобы переварить все это. То, что я увидел, было просто и очевидно, но в то же время совершенно непередаваемо в словах. Как будто я получил ответ, состоящий в том, что у меня не было вопроса.
Мне была открыта тайна, что никакой тайны на самом деле нет; эта несуществующая тайна содержится и отражается во всем, что нам известно и неизвестно. Природа, люди, рождение, смерть, наши сражения, наши страхи и страсти – все это отражает ничем не обусловленную любовь и содержится в ней.
Я был совершенно ошеломлен. Все приобрело новый смысл. Я смотрел на траву, на деревья, собак и людей – все они были такими же, как и прежде, но теперь я не просто осознавал их сущность, но сам был их сущностью, словно они – это я. Как будто бы все вокруг, включая меня, погрузилось в океан всеобъемлющей любви, и странным образом казалось, что ничего особенного в этом нет: таково положение вещей, норма, просто обычно мы этого не ощущаем.
Почему именно я и почему именно в тот момент? Мне нечего дать взамен, – чем же я заслужил такой дар? Я, несомненно, не был чист в библейском смысле, как и в любом другом общепризнанном смысле. Во всяком случае, так говорил мой разум. Я не проводил дни в медитации, не шел путем духовного подвижничества. Просветление произошло без каких бы то ни было усилий с моей стороны! Я просто очень легко и естественно начал созерцать свою прогулку, и вдруг появилось это сокровище.
Буквально за неделю до этого дня я перестал работать над собой. Настал тот момент, когда ты ясно видишь всю тщетность своих усилий. Ты уже сделал все, что можно, но ничто не принесло успеха. Ты сделал все, что в человеческих силах. Что еще остается? В этой полной безнадежности ты бросаешь все попытки. И в тот день, когда я прекратил поиски, когда перестал к чему-то стремиться и вообще на что-то надеяться, – в тот самый день это и началось. Из ниоткуда пришла новая энергия. У нее не было источника. Она пришла из ниоткуда и распространялась повсюду. Она была в деревьях, камнях, небе, солнце и воздухе – везде. Я так долго искал, я считал, что цель где-то далеко – а все было так близко, совсем рядом! Я направлял свой взор в даль, за горизонт, и глаза перестали замечать то, что было вблизи.
Когда исчезли усилия, исчез и я сам, ведь человек не может существовать без усилий, без желаний, без устремления.
В тот день, когда я перестал стремиться… Это тоже неудачное выражение, правильнее сказать: "в тот день, когда исчезло стремление". Так будет намного вернее, потому что слова "я перестал стремиться" означают, будто еще оставался «я». Это значит, что я нацелил свои усилия на желание остановиться – и, следовательно, некое утонченное желание еще сохранялось.
В тот день, когда исчезли желания, я чувствовал себя беспомощным и утратившим надежду. Надежда пропала, потому что пропало будущее. Надеяться было не на что, ведь уже ясно было, что все надежды тщетны, они не сбываются. Ты бегаешь по кругу. Мечта манит за собой, оставаясь за пределами досягаемости. Она создает все новые миражи и искушает: "Давай, беги быстрее – и ты дотянешься". Но сколько ни беги, мечта все так же далека, она отдаляется, как линия горизонта. Горизонт виден, но до него никогда не дойти. Стоит сделать шаг вперед, как он отдаляется ровно на шаг. Чем быстрее бежишь, тем быстрее уходит в даль он. Если замедлишь шаг, он тоже приостановится. Очевидно одно – расстояние между ним и тобой всегда остается одинаковым. Оно не сокращается ни на метр.