7 злых гениев, шокировавших мир
Шрифт:
Под общий шумок Хусейн приказал отправить на тот свет и идеолога партии аль-Самараи, которого он долго держал в тюрьме. Новый президент не был сторонником амнистий, по всей видимости считая, что лучший способ избавиться от головной боли – гильотина. Другое дело, что конкурентом и потенциальным заговорщиком этот мнительный и преследуемый фобиями человек считал каждого, кто по своему желанию или невольно высовывался из-под его огромной, раскинувшейся над страной тени.
Поэтому жестокие расправы следовали одна за другой, а палачи были всегда наготове.
Но жажда признания в глазах народа и международного сообщества гнала Саддама Хусейна на все более масштабные преступления и кровопролития. Избиение своего народа казалось ему уже явно недостаточным для достижения беспримерного величия. Нужны были акции, которые поставят президента Ирака выше лидеров других арабских государств, создав плацдарм для распространения влияния во всем регионе, а затем, если это окажется возможным,
Но диктатора это мало заботило, он уже вынашивал планы новых военных операций. Болезненное тщеславие Хусейна выдержало лишь два года, после чего он, несмотря на экономический кризис и подавленный моральный дух армии, предпринял попытку оккупировать соседний Кувейт. Ему хотелось решить многие вопросы, получив нефть и богатства этой страны. После второй неудачной войны терпение народа лопнуло: надеясь, что разбитая и обескровленная армия не сможет заниматься восстановлением порядка, шииты на юге и курды на севере подняли восстание против режима Хусейна. Произошел выброс долго накапливавшейся энергии противостояния. Но последствия оказались ужасными для восставших: порядка ста тысяч человек было истреблено. Именно во время этих расправ Хусейн отдал приказ применять отравляющие вещества. Тиран довел свой народ до такого состояния, что люди стали, как звери, бросаться друг на друга, процветало дикое мародерство и беспричинные убийства. Ала Башар в качестве типичного эпизода приводит ситуацию, когда в аварию попал автомобиль, в котором, кроме мужа и жены, было пятеро детей. Мужчина и двое детей погибли, а прибежавшие люди вместо помощи тяжело раненным детям и женщине стали грабить их, стаскивая даже одежду. А через несколько минут с машины были сняты колеса. В отдельно взятой стране Саддам Хусейн построил ад и сумел заглянуть в его темную бездну.
В конце концов, Саддам Хусейн пришел туда, куда так настойчиво стремился. Влечение к разрушению и смерти привело его самого в петлю, ведь он вызывал зависть, ненависть и презрение у слишком многих людей. Клубок низменных побуждений своей души, которому он позволил раскручиваться, породил такие же низменные страсти у его приближенных, и вскоре все его окружение было охвачено жаждой безмерной власти, влечением к насилию и агрессии. Эта разрушительная деструктивная энергия, долгое время выбрасываемая в одной точке земного шара, привлекла к себе внимание более сильных противников. Нефтяные ресурсы Ирака и стремление влиять на их распределение определили интерес к Саддаму Соединенных Штатов, его же покровительство террористическим группировкам и проявленная во время Кувейтской кампании военная слабость укрепили решимость американского лидера утвердиться за счет низвержения иракского диктатора.
Падение режима, истощенного войнами и международным противодействием, было предопределено, Саддам Хусейн слишком долго находился у абсолютной власти, чтобы поверить в свою уязвимость. В этом еще раз проявилась его оторванность от реального мира, ослепление теми завораживающими атрибутами власти, которых он добился благодаря террору по отношению к собственному народу. Яд иллюзорного ощущения всесильности отравил Саддама гораздо раньше, чем взяли в плен диктатора американские солдаты, и, естественно, раньше, чем рука палача затянула петлю на его горле.
По достижении высшей власти в государстве Саддам Хусейн пребывал в состоянии постоянного страха перед заговором. Кому, как не ему, знать низменную человеческую натуру, сегодня пресмыкающуюся перед сильным лидером, а уже завтра с восторженной готовностью предающую и разящую в спину. Но фобии президента Хусейна распространялись гораздо дальше обычного страха – ежедневно он ожидал нападения, едва ли не в каждом человеке ему мерещился враг, жаждущий его крови. Презрение к смерти исчезло, теперь президенту было что терять, и потому крайняя степень осторожности, предусмотрительности и суеверности стала едва ли не главной его чертой. К примеру, если во время войны с Ираном он намеревался отправиться на передовую, то теперь даже появление черной кошки на дороге приводило к отмене плана. Фобии охватили его нездоровую душу, как удав обхватывает жертву, и кольца страха сжимались с каждым годом пребывания во власти все сильнее. Как средневековый король, он до безумия страшился отравления, заставляя многочисленных телохранителей пробовать пишу, проверять и менять туалетные принадлежности, белье и одежду (даже посетителей принуждали мыть руки в трех специальных дезинфицирующих жидкостях).
Отношению Саддама Хусейна к своему происхождению стоит посвятить несколько дополнительных строк. Некоторые биографы диктатора приходят к выводу, что низкий статус предков не просто беспокоил президента Ирака, но стал навязчивым раздражителем для его крайнего тщеславия. Это ощущение становилось еще более болезненным после воспоминаний о том, что ни его отца, ни отчима не уважали даже в их убогой среде. С таким положением вещей он никак не мог выстроить идеальный облик своего великого и безупречного «я». С этим Саддам Хусейн не намерен был мириться и, подобно многим другим тиранам, занялся рихтовкой своей биографии. Так из сказочной пелены рождался новый, овеянный славой предков, возвеличенный собственными «достижениями» человек. Кроме того, массированные фальсификации и создание легенд о «подвигах» лидера нации были совершенно необходимы для организации семейной диктатуры, к построению которой Саддам приступил, еще будучи помощником президента аль-Бакра.
Но, ослепленный властью, Саддам в отчаянном желании приукрасить свой образ начал совершать глупости, присущие инфантильным или теряющим чувство реальности людям. Он, например, заставил своих официальных биографов вещать, что корни семейного клана Аль-Тикрити ведут не куда-нибудь, а к имаму Али, зятю пророка Мухаммеда. А однажды, уже на закате агонизирующего режима, президент исключил из рядов партии власти ряд видных соратников – за незнание его биографии. И конечно, нет смысла упоминать о том, что, подобно Сталину, он увешал страну своими портретами. Неизлечимый параноик, Саддам жаждал быть в восточном мире всем. Для достижения этой высшей, как ему казалось, цели он готов был пожертвовать миллионами жизней и изнурить себя тяжким трудом. В диком самомнении Саддам дошел до того, что назначил себя «высшим религиозным лицом в вопросах мусульманского права», а по ночам, одержимый великой миссией, занимался собственным толкованием Корана. Лидера небольшого государства в Персидском заливе заботила великая историческая роль Ирака, но только в контексте собственного мессианского предназначения на политической сцене XX века. Говорят, он разработал план провозглашения Багдада столицей халифата, а себя – эмиром всех правоверных. Хорошо понимая роль религии, он вознамерился соорудить самую большую в мире мечеть высотой 1800 метров, возвеличив себя в глазах мусульман всего мира. Любопытно, что и свои поражения он списывал на Небо; когда военная кампания в Кувейте завершилась неудачей, Саддам заявил, что это Аллах, а не он, принял решение оккупировать страну. Эти штрихи к портрету Саддама Хусейна являются красноречивым подтверждением глубоких проблем его личности, которые жгли его каждый день, как раскаленные угли, требуя признания величия, которого на самом деле не было. Сам президент осознавал хрупкость выстроенных замков и вопиющее несоответствие своих представлений о себе и того, что о нем думают окружающие его люди. Его фантазии и иллюзии заходили слишком далеко, являясь в то же время лишь преломлением устремлений древних властителей и свидетельством скудости ума, не способного породить центростремительную идею, которая могла бы объединить вокруг себя раздираемый нищетой и разрухой народ Ирака. Но до жизни народа Саддаму не было дела, а возможно, он даже мстил ему – за свое нищенское детство и отсутствие должного воспитания, вылившееся в негибкость и неспособность стать дальновидным политиком или хотя бы говорить на равных с цивилизованным миром.
Саддам Хусейн занимался коррекцией собственного образа всеми доступными средствами. Он неустанно напоминал окружению, как много прочитал книг во время тюремного заключения – так можно было «закрепить» мнение о себе в обществе как об интеллектуале. Конечно, как и многие другие, желающие увековечить свой образ, он уделял внимание не только дворцам, но и написал автобиографическую книгу «Люди и город», средства от продажи которой пошли на борьбу с бедностью. Саддам всегда был очень старательным, когда лепил собственный монумент.
Как это часто бывает, безнаказанность и вседозволенность для одного ведет к взрыву деструктивных проявлений в его окружении, которому дается карт-бланш. Иногда кажется, что президент Хусейн ободрением и намеками на преступления своего окружения просто проверял, насколько далеко может зайти человек в своих низменных устремлениях. Он, возможно, с удивлением и тайной радостью наблюдал за падением своих приближенных, не исключено, сравнивая их с самим собой. Для них осталось только одно табу – личность президента и его семьи. С самого начала Саддам приближал к себе только тех, кто отличался особой жестокостью при пытках, кто мог отодвинуть на второй план даже интересы собственной семьи. Впрочем, беспощадный Саддам не оставлял выбора, сардоническим взглядом взирая на ошеломленных людей, делающих выбор между роскошной и престижной жизнью наверху и смертью родственников.