Оживший камень

Жандарм страдал похмельем. А может и вовсе был пьян до сих пор. Красные глаза, опухшее лицо и пересохшие губы явно на это намекали. Видимо, поэтому наш разговор и не задался с самого начала.

А может потому что я ему врезал, и теперь под его левым глазом расцветал синяк.

Нечего выскакивать из темной подворотни с такой рожей. Определить в нем представителя власти смог разве что… Да никто.

Имперец старательно что-то записывал в протокол, противно

скрипя перьевой ручкой. Я всё ждал, когда он её сломает, с таким нажимом строчил. Звук этот причинял ему боль, жандарм морщился, но упорствовал, считая что и мне от этого плохо.

Я усмехнулся и перевел взгляд в темный угол допросной.

Там пульсировал слабый отголосок магии. Прослушка, призрак или местная нечисть? Это меня интересовало больше, чем скучный банальный допрос.

Всё таки больше похоже на нечисть. И очень разумную, умеющую отлично прятаться.

— Так, значит, — жандарм постучал ручкой о стол, привлекая моё внимание.

Жест получился неловкий, капля чернил брызнула на бумаги и там расплылось большое синее пятно. Мужик и сам пошел пятнами от такой несправедливости. Виноватым, конечно же, он выбрал меня.

— Как тебя звать? Ранг, сословие? — рявкнул он.

Теперь слегка поморщился я. Признать во мне благородного действительно было сложно. То, что было на мне, лишь отдаленно напоминало одежду. И уж никак — приличную.

Но и хамства я никогда не любил. Это признак слабости.

— Мне кажется, что это ваша обязанность, для начала представиться, — холодно ответил я, смотря прямо в его глаза.

Мальчишка, которым я теперь стал, прекрасно об этом знал. Часто имел встречи с жандармами, слишком часто.

Мужик от неожиданности икнул и выронил ручку, окончательно испортив протокол.

— И будьте любезны, обращайтесь ко мне на вы, как и подобает государственному служащему, — добил я его окончательно.

Жандарм старательно закипал, борясь с этим из всех сил. На миг мне даже показалось, что он сейчас вырубится от натуги. Ну или неконтролируемо бахнет стихией. Совсем слабенький воздушник, но в моменты подобных пиковых эмоций даже слабосилки способны удивить.

Правда после такого обычного становились пустышками, перегорали. Почти все, кто выживал.

Этот сумел справиться с собой.

— Пристав 3-го участка Петербургского острова Лаврентий Павлович Заужский, — отчеканил служака и добавил с долей издевки: — С кем имею честь?

Ну надо же, целый пристав. И чего он на ночь глядя шлялся по сомнительным местам?

— Граф Вознесенский, Александр Лукич, — с улыбкой представился я, проигнорировав его тон.

— Вознесенский? — переспросил жандарм, нахмурившись.

Его реакция смогла меня удивить. Он явно не мог вспомнить. Это было странно, репутация молодого графа обеспечила ему известность всей столице. А уж жандармерии особенно.

Неужели мне повезло наткнуться на того, кто ещё не знал Вознесенского?

Тогда может и обойдется. Предложу компенсацию и разойдемся миром по тихому. Лишний раз связываться с аристократами никому не хотелось. Да и мелочь же, один маленький синяк… Ну ладно, немаленький.

— Так вы же… — растерянно начал Заужский, но его грубо прервали.

Дверь с грохотом распахнулась, и в помещение начали заходить гвардейцы. Один, второй, третий… И без того тесное, оно стало походить на страшный сон клаустрофоба.

Я вздохнул, ну вот и началось. Хотелось есть, но теперь похоже это произойдет нескоро.

Удивительно талантливый парень он, то есть я, для своих юных лет. Завоевать такую известность и выжить… Талант.

Гвардейцы выстроились вдоль стен и последним зашел их предводитель. Кого угодно я ожидал увидеть, но не старого друга — графа Николая Головина.

Тут что-то не так.

Память меня не то чтобы подводила, но был в голове некий сумбур. Да и воспоминания парня о людях всплывали только при встрече. Вот и сейчас навалилось многовато.

Но одно было точно, когда мы виделись в последний раз, Николай был зеленым рядовым гвардейцем, мечтающим о головокружительной военной карьере. И не имел таких пышных усов. Которые ещё и чертовски ему не шли.

— Граф Вознесенский, — с прохладцей произнес он и едва заметно кивнул в знак приветствия.

Не очень хорошо, я ничего не понимал в современных воинских знаках различия. Вознесенский этим не интересовался от слова совсем, а я мог разобраться разве что в горжетах.

— Граф Головин, — я тоже кивнул в ответ и ожидаемо заметил, как скривилось лицо друга.

Мы не на светском приеме, а я сейчас проигнорировал его чин, каким бы он ни был. Николай всегда ставил заслуги воинские выше титульных. Что мне было по душе.

Ничего, с этим я разберусь.

Впрочем, моя репутация вполне соответствовала такой ошибке. С ней я тоже разберусь.

Головин молчал, решая как отреагировать, но тут ожил жандарм, решив воспользоваться возникшей паузой. Робко, но всё же произнес:

— Ваше высокоблагородие, позвольте спросить, какой интерес к задержанному имеет лейб-гвардия его императорского величества?

Ну надо же, а яйца всё же есть у Заужского.

— Задержанному? На каком основании? — Николай наконец-то перестал сверлить меня осуждающим взглядом и посмотрел на жандарма, словно не услышал его вопрос.

Лаврентий Павлович съежился и растерял всю храбрость. Невольно потянулся к синяку, одернул руку, но Головин это заметил. Покачал головой и снова уставился на меня.

Я лишь пожал плечами.

— Нападение при исполнении на… — забормотал Заужский, но договорить не смог и закашлялся.