7. Найм
Шрифт:
Видя, что я не сдвигаюсь с места, она сунула руку под армяк и вытащила из-под полы ножик. Это она меня пугать надумала?
Понятно, что у женской одежды застёжка на левую сторону. Поэтому и вытянула левой рукой. Левша? Нет — перебросила в правую. Но — нож! У девки нож под полой? Хоть под левой, хоть под правой. Нестандарт два раза: и то, что у девки, и то, что под полой. Здесь оружие всегда на виду носят, даже закон такой есть. А вот держит она ножик… крепко, но чуть неуверенно.
Старшая, с зарёванным лицом, смотревшая на меня с открытым ртом и несколько туповатым выражением физиономии, всхлипнула.
–
– Ты иди, я — сейчас.
Старшая ещё раз всхлипнула, вытерла рукавом нос и полезла в дырку в заборе. Вот значит как — девки, похоже, с соседнего подворья. Уходят из дому тайным ходом на нейтральную территорию, дабы поплакаться в тишине о своих девчоночьих проблемах. Кто-то глянул не так, или «взговорил не таки слова», или там, ленточку в косу не того цвета подарили? Или вообще: «у меня глаза голубые — я такая некрасивая!». И слёзы в три ручья. «Я горько проплакала всю ночь. Подскажите причину».
– Много слышал? А теперь запомни: скажешь кому — зарежу. Язык отрежу, глаза выколю, хрен твой в мелкие кусочки посеку. Хоть слово какое болтанёшь. Смотри у меня.
Не фига себе! Чего это она? На ровном месте поймать такие гарантийные обязательства…. В части кастрации с отягчающими… Я таких наездов не люблю. Со мной по-хорошему договориться можно, а вот пугать — не нужно. А она пугает. Потому что сама испугана. Тем, что я её слова услыхал. Что ж она такое страшное сказала?
Девка внимательно посмотрела на меня, поиграла ножичком, переложила его снова в левую руку и стала убирать под армяк. Я подождал, пока она полу запахнула. И слов, к случаю подходящих — придумал. А то как-то растерялся я. Наездов не люблю — наехать я и сам…
– Постой. Ты ножичек-то не убирай, ты его кинь в сторонку.
– Чего?!
– А того. Да становись к забору. Раком. Нагнёшься и подол задерёшь. Ублажишь — буду помалкивать. Давай-давай быстренько. А то «мамка ищет, батя ругается».
Я ещё не закончил свой монолог, как девка кинулась на меня. Три прокола. Во-первых, достать нож левой, переложить в правую, сделать выпад — это очень долго. Во-вторых, дистанция в три шага — это очень далеко. В-третьих, если ты не видишь моей левой из-за угла сарая, то это не значит, что там нет дрючка берёзового.
Подцепленная палочкой нежная девичья ручка с ножом бандитским подымается и бьётся со всего маху. Прямо об выступающий край бревна, из которых сложен сарай. Увлечённая ощущениями в своей правой ручке, юная красавица страстно произносит что-то из классики типа: «твою мать» и, ахая, падает мне на грудь. При этом неосторожно оставив без присмотра свою левую ручонку. Кисть которой захватывается, отклоняется посетительнице за спину, и там вздёргивается к затылку. С одновременным четверть-оборотом бандитки-малолетки лицом к бревенчатой стенке сарая. Куда всё это и прижимается. Щёчкой к брёвнышку.
– Ай! Больно!
– Не дёргайся — больнее будет.
– Отпусти немедля! Я кричать буду!
– Кричи. Прибегут люди, я им перескажу слова твои, разговор наш. И что будет?
Не понял, что она такого секретного говорила, но угроза подействовала. Девка не стала звать на помощь. Она попыталась вырваться. Резко, бешено, не считаясь с собственной болью. Скрипела зубами, осыпала меня названиями и эпитетами.
Немало было и новых для меня слов и оборотов, выражений и сравнений. Сюда бы фольклориста какого, нашей народной мудрости собирателя и накопителя. В этой деревне у юных отроковиц богатый словарный запас. И очень образная речь.
Потом мне это надоело, я чуть сдвинул её, так, чтобы она головой упёрлась в угол, образованный выступающими концами брёвен, подсунул свой дрючок под её загнутый на спине локоть и чуть нажал. Вверх. До взвизга.
– Или ты будешь покорная, или ты будешь однорукая. Я ведь тебя всё равно отпущу. Так у стенки не оставлю. Только — какую?
Молчит, пыхтит. А мне уже интересно: это я, пожалуй, впервые здесь, во второй своей жизни — просто сильнее противника.
Так-то я — или умом, или хитростью переигрывал, побеждал ловкостью да скоростью. «Упал — отжался», «ударил — отскочил», «задурил — поимел». А тут вот «по-честному» — ухватил, прижал и держу. А она дёргается, ругается, но вырваться не может. Ещё рванётся — сама себе связки в плече порвёт. Там их три штуки — долго забавляться можно. Жить удаётся и с одной целой — сам проверял. А можно за один раз — и все три порвать. «Сдуру — и хрен сломать можно» — русская народная мудрость. Попляши, красавица, попляши. Приятное чувство собственного наглядного превосходства. «Живой противник смешнее мёртвого».
Я в первой жизни силушкой обижен не был. Родители, спасибо им, вырастили и выкормили не мелочь пузатую, не дохляка, который за швабру прятаться годен. Дальше по жизни оставалось только форму поддерживать. А нормальному сильному человеку применять силу против слабых… Ну, не интересно это. Оно же не виновато, что в детстве на пожарных лестницах часами не висело. Просто потому, что заняться нечем было. Не лезет, жить не мешает — и ладно. Может, человек-то хороший. Жалко в полную-то силу бить.
Да у нас в семье все такие! Дочку в школе одна одноклассница долго донимала, всякие мелкие гадости делала. Мы ребёнка спрашиваем:
– Ты чего терпишь? Дай ей разок, чтоб прочувствовала. Она и угомонится.
– Нет. Я боюсь. Я её стукну — а она умрёт.
– Ну тогда терпи, «мать Тереза». И запомни: бьют не слабого, бьют — трусливого.
Как-то приходит из школы вся такая испуганно-довольная:
– Что ты опять уелбантурила?
– А я её побила. Её головой шкаф в классе поломала.
– И как?
– Хорошо! Мне так давно этого хотелось!
Мы ждали вызова в школу, но всё обошлось, потом они подружками стали.
Головой я рассуждал об особенностях успешного применения грубой физической силы и проистекающих от этого аберрациях души индивидуума, а ручки мои делали свою шаловливую работу. Отдёрнули девке на спину полу армяка, вздёрнули туда же подол рубахи. О! Так это ж совсем другое дело! И панорама другая!
Шипение красотки усилилось и дополнилось нервными движениями неостриженных ногтей правой ручки по всему, за что можно ущипнуть. Так что, мне пришлось усилить применение этой самой «грубой физической» — не люблю когда щиплются. Дошло. Стоит, пыхтит сквозь сжатые зубы. Аж глаза зажмурила. От ненависти ко мне. Кривится злобно. Ну и хорошо — у меня и сомнений не возникает. «Ты ко мне по-людски, и я к тебе по-человечески». А если — «нет», то — «нет».