72 метра
Шрифт:
— Постучал.
— И что?
— Тоже постучали.
— Так! Значит, первый не затоплен, и там есть люди.
И они нас не пустят в первый. И будут правы. Чего ради.
Если они стоят у переборки, значит, у них почти сухой отсек. В нем, может, и электричество есть.
Если они впустят нас — отсек наполнится водой. Так что первым делом надо закрыть переборочную дверь в третий отсек, после этого можно объединять первый и второй.
Если тебе позволят это сделать.
Во втором примерно двести кубов воды. Если половина уйдет в первый, там останется еще двести
А если они дадут нам ВВД в отсек? Из любого отсека в соседний можно дать ВВД.
Если у них есть ВВД.
Конечно есть. Обязательно есть. И они нам его дадут, потому что не сволочи.
Тогда не нужно закрывать дверь в третий — только так можно выгнать из отсека водичку: передавить ее в соседний. Не всю, конечно, но кое-что.
А давление возрастет до пятнадцати, а то и больше.
Ну, это еще вопрос. Из шести носовых отсеков затоплено пять. В каждом воздушная подушка составляет примерно десятую часть объема. Из второго нужно перекачать в них около ста пятидесяти кубов. Не меньше. Насколько это повысит давление, сказать трудно. Одно точно — давление вырастет. Как же они тогда будут дверь во второй открывать? У них же там одна атмосфера.
Может быть, и одна.
Вполне возможно.
И чтоб открыть, они и у себя должны повысить давление. Для этого нужно уравнять давление между первым и вторым. Это можно сделать через переборочные захлопки по вдувной или вытяжной вентиляции, а они в верхней части отсека. Так что порядок. Значит, не закрываем дверь в третий…
…выпадал снег. Пушистый. У нас на юге это событие. Это было здорово. Отменяются уроки, и мы всем классом идем играть в снежки…
…Сплаваю-ка я до первого.
— Петрович, ключ для вскрытия банок регенерации на месте?
— Да.
— Остаешься за старшего. Я — до переборки в первый. Надо поговорить.
И всем сразу интересно, как я буду говорить под водой. Да никак я не буду говорить. Я буду стучать. А из-за переборки мне ответят.
Должны ответить. Не гады же там.
У меня на все разговоры — пятнадцать секунд. Не больше. Ну, пошел, бродяга. Вдох не слишком сильный — и под воду. Если хочешь выжить под водой, никогда не надо делать слишком сильный вдох — от него распирает грудь, и долго воздух все равно не удержишь — а вот средний вдох можно держать долго. Ключ я нашел сразу же. Теперь аварийная дробь.
— Сколько вас? — Это голос Витьки Скрябина — командира первого.
И я сейчас же увидел, что Витька, как только лодка от принятой воды просела и колом пошла на дно, успел вылететь из каюты во втором, кубарем до первого и там задраиться намертво.
Да. Он, конечно же, был в каюте — три часа ночи: для его смены самый сон.
Повезло первому. А может, и нам повезло? Может быть. Скоро мы все узнаем.
— Буду считать, стукни.
Это значит, что он будет орать цифры, а я должен стукнуть в дверь, когда он досчитает до семи. И он поймет, сколько нас. Так и есть — орет. При цифре «семь» — я бью в дверь.
— Ясно. Сейчас дадим вам ВВД. Дверь в третий открыть. Выгоним побольше воды.
Все-таки Витька — человек. И я в это всегда верил. Знаете, у нас всякое бывает, но дерьмо у нас всегда остается дерьмом, а человек — человеком. И хотя ты все это знаешь, но всякий раз, когда ты видишь, что человек остается тем, кем он и должен быть… словом, не всегда находятся нужные слова…
Когда я добрался до своих, кожей ощутил — они уже в курсе, что нас впустят в первый. Витьку они, конечно, не слышали, но почувствовали. Мы ведь как собаки, нам много слов не надо. По тому, как человек дышит и как молчит, многое можно узнать.
— Сейчас нам дадут ВВД. Продуваться, надеюсь, учить никого не надо? Будем опускаться вместе с уровнем воды. Давление может возрасти до пятнадцати. Дверь в третий задраим сразу же, как только вода дойдет до верхнего среза люка.
Удар, потом гул — пошел воздух. Интересно, как на человека влияет резкое повышение давления, скажем, до пятнадцати атмосфер? Я бы не сказал, что ушам сразу стало больно, значит, Витька жалеет нас.
А может, и воздух экономит — что тоже правильно.
Сначала вода вроде никуда не движется, но вот под нами вся эта масса стала медленно оседать…
— Поехали…
— Всем держаться за трубопроводы, вниз ползти медленно. Петрова вперед. Петруша, пулей на кормовую переборку и следи там за уровнем. Остальные тихонечко за мной к носовой…
Выберемся. Мы обязательно отсюда выберемся. Это я вам говорю. Вот увидите. Мы же так просто не сдыхаем. Ни хрена. А почему? Потому что, если ты готов сдохнуть так просто, нечего тебе здесь было делать.
Петруша закроет дверь в третий. Обязательно. Закроет, задраит, обожмет. Этот ничего не забудет. Хорошо, если среди твоих людей найдется такой вот Петруша. Остальные тоже ничего, но пока им большое спасибо за то, что исполнительны, как сторожевые собаки.
И потому не подвержены панике.
А попробовали бы они паниковать! Утопил бы балласт к едрене матери собственными руками. Ни секунды сомнения.
А между тем Петров уже задраил кормовую переборку, и мы собрались у носовой. Воды по грудь, и теперь можно стоять спокойненько ножками на палубе.
Стук в дверь, и воздух в ту же секунду перестает подаваться: давай, Витенька, давай, быстренько, сравнивай давление через захлопочки. Ну же, нам так хочется в первый!
То, что в первом открыли захлопки, стало понятно после того, как в ушах защелкало: так бывает, если снижается давление. Скоро там, в первом, они всем гуртом навалятся и, преодолевая сопротивление воды — а это тонны полторы, не меньше, — приоткроют дверь между нашими отсеками, и мы им отсюда поможем.
И вода хлынет через все открывающуюся щель, и с ней мы, торопясь, кувырком, кубарем, обдирая колени и локти, немедленно после падения поднимаясь на ноги, как во сне, все еще не веря в то, что мы в первом; и я попаду сюда последним — так и должно быть, — и сейчас же мы потянем дверь на себя, преграждая воде путь.