730 дней в сапогах

Буянов Сергей Юрьевич

– Служба по Уставу, благодать! – шептались призывники в темноте.

Следующий день их промурыжили какой-то расширенной проверкой. И только следующим утром явились «покупатели». Наконец закончились бессмысленные перемещения: всех троих определили в танковую учебку. Туда же направили Дюдюся.

В учебной части новобранцев разместили до утра в клубе, предварительно осмотрев с пристрастием. Муха лишился великолепно отделанного ножа с откидывающимся кнопочкой лезвием.

На жёстких стульях в собачьем холоде сидели без пяти минут солдаты, ожидая рассвета. Около двух часов ночи в полумраке

появился солдат в потёртой форме. Он неспешно начал обход по рядам. Забирая неоткрытые банки сухпая и хлеб, солдат убеждал ребят отдать гражданскую одежду поприличнее.

– Всё равно ваше тряпьё сгорит в кочегарке!

Консервные банки и одежду ребята отдавали с удовольствием, слушая советы бывалого. Солдат только успевал менять наволочки, в которые собирал трофеи.

Дошла очередь до Мухи. А он был совсем не в настроении и постоянно ворчал, что в карцере бывает лучше.

– Слышь, земеля, какой размер кроссовок?

– Сорок два. И чё?

– Снимай и клади в наволочку, взамен получишь тапочки. До бани дотопаешь, а там сапоги получишь.

– Ху-ху не ха-ха?

Сборщик податей утомился возиться с тупорылыми духами, а такого ответа не ожидал вовсе.

– Снимай!

Муха не спеша, снял кроссовки. После чего стянул носки, положил их на обувь, а поверх опустил ноги. В тусклом свете солдат прочёл на пальцах Мухиных ног татуировку «они устали».

– Ах ты, падла! Ещё сапогов не надевал, а они уже устали?! – проорал он, кинувшись с кулаками на Муху.

Схватив неожиданный прямой в челюсть, он присел на мгновение, а затем вновь бросился в драку. На это раз досталось и Мухе. Сильнейшим ударом в лоб соперник сбил его на пол и начал пинать тяжёлыми солдатскими сапогами. Кирюха с Лёхой оцепенели от неожиданности. Они оставались на месте, пригвождённые к стульям.

Муха изловчился, пробравшись под сиденья, он подобрал тяжёлую металлическую ножку сломанного стула. Подскочив на ноги, Муха профессионально, с одного удара раскроил череп нападавшего.

Тут же заскочили солдаты караула, вооружённые автоматами. Они подхватили неудачливого товарища и, тыча стволами в спину, увели Муху. Больше его Лёха никогда не видел. По слухам Муха получил год или полтора. Его обидчик остался жив – его комиссовали как героя с черепно-мозговой травмой.

С рассветом появился громадных размеров старшина. Он построил новобранцев и объявил распорядок.

– Баня. Выдача обмундирования. Строевая подготовка. Обед. Вы все поступаете в расположение второй роты!

Так разношёрстная толпа стала второй ротой учебного танкового полка. Выйдя из сумрачного зала, Лёха с Кирюхой обменялись дружескими улыбками.

Здравствуй, новая жизнь!

Здравствуй, армия!

Из раскрытого настежь окна, с третьего этажа ближайшей казармы кто-то выкрикнул грозовым голосом:

– Духи! Вешайтесь!!!

ГОРДОСТЬ И ОПОРА УЧЕБКИ

Известно и общепринято со времён Древнего мира: двух одинаковых людей не бывает. Развивалось общество, вместе с ним росла и крепла наука человеческих взаимоотношений, психология. Выяснилось, что людей сходных по характеру и темпераменту довольно много.

Сложные сочетания разных качеств составляют личность человека, а его поведение зависит от окружения. Истинное лицо проявляется только когда отброшены прочь социальные личины и маски. В состоянии хронического стресса находятся люди, изолированные от привычного общества. Здесь человек – существо биологическое. Образованные люди это понимают, остальные подчиняются законам дикой природы, не задумываясь. И те, и другие вынуждены вести борьбу за лучшие условия выживания.

В подразделениях учебных частей регулярной армии нет дедов, фазанов и гусей. Порядок и дисциплина лежат на плечах сержантов, вчерашних пацанов. Служба сержанта – сущий ад. Это при 4-5 часах сна в сутки огромная ответственность за новобранцев – сброд со всей страны Советской, плюс ежеминутная готовность к отчёту офицерам. Подчас выполнение приказа невозможно, но на то и сержанты, чтобы справляться с боевыми задачами любой сложности.

Когда ротный уходит из казармы, добродушно желая курсантам спокойной ночи, замкомвзводам и командирам отделений остаётся лишь выполнить его приказ:

– Чтобы к утру, казарма и прилегающая территория блестела! Приезжаю к подъёму, курсанты спят! Но смотрю и удивляюсь – какой порядок, чистота и опрятность!

И бедный сержант в половине одиннадцатого, как положено по уставу, отдаёт команду: «Отбой!»

А в одиннадцать, согласно тому же Уставу, звучит «Подъём!»

Ничего не соображающие спросонья, курсанты вскакивают. Стараясь одеться, в положенные сорок пять секунд, не успевают. Опять отбиваются и вновь поднимаются. Сержант обязан растормошить солдат и настроить их на рабочий лад.

Или взять бесконечные наряды: в карауле, по столовой, дежурным по роте – для сержанта без права сна! Как тут не оторваться на курсах?!

Кроме офицеров, именуемых в учебке шакалами, есть более реальная угроза здоровью – БУБТ. Батальон управления боевой техникой, постоянный состав учебного полка, каждый военнослужащий которого прошёл эту же учебку. Любой старослужащий бубтянин считает своим прямым долгом и священной обязанностью следить за правилом для молодого сержанта – «чтоб служба мёдом не казалась!»

Риск увеличивается в десятки раз, каждый шаг сержанта становится смертельно опасным во времена «деревянного дембеля». Озверевшие курсы по окончании учебки стремятся расправиться с мучителями. Что с того, что дембель деревянный, как и ремень курсанта? Многие стараются оставить памятку сержанту на оставшуюся жизнь.

И откуда только берётся сила и стойкость при такой собачьей жизни?

У каждого сержанта было право выбора. Страшные рассказы о сержантах, «стоящих на очке» в войсках, удержали особо отличившихся курсов в учебной части. Большинство из будущих младших командиров с особым рвением добивались расположения у шакалов, чтобы остаться в учебке. Выделяясь расторопностью, исполнительностью и безудержной жестокостью вчерашние курсы становились ефрейторами. Дальнейшая карьера не обсуждалась: за каждые полгода службы – по одной сопле на погоны. Все тяготы сержантской службы сторицей окупаются ощущением беспредельной власти над подчинёнными.