730 дней в сапогах
Шрифт:
Сержант вынес из каптёрки и раздал каждому бойцу по швейной игле. К ней прилагались погоны, петлицы и полоски белой ткани – подворотнички. На всех два огромных мотка ниток, чёрных и белых.
Курсанты прикрепили к петлицам эмблемы, золотистые танки с задранными кверху орудиями. Как и погоны с жёлтыми буквами С А, их следовало пришить к обмундированию. О назначении подворотничков мало кто догадывался. Шутько наглядно пояснил.
– Смотрите, – он взялся за свой ворот, отвернул белоснежную с палец толщиной, подшивку к воротничку. – Это сержантская
– Подшиваться каждый день, и белыми нитками!
Шутько сидел и ждал. Затем сходил в каптёрку и вынес оттуда банку с хлоркой и крышку мыльницы до половины заполненную водой.
– Зашились? – спросил сержант. Не дожидаясь ответа, продолжил: – Теперь будем клеймиться. Клеймо – это прямоугольник: шесть на два сантиметра, продольно разделённый на две части. В верхней пишется фамилия полностью, в нижней трети – номер военного билета.
– А зачем? – спросил рыжий боец, сидевший с краю рядом с Лёхой.
– А затем! Если тебя в бою разорвёт на части, на кусках хэбушки, штанов, пилотки, ремня или сапог останется клеймо. И командир будет знать, кто ты был и сообщит маме твоей, – сказал капитан без прежнего энтузиазма. Он устал торчать в казарме и хотел есть.
– Товарищ сержант! После обеда всех на политзанятия! – распорядился ротный и ушёл.
С помощью спичек на изнаночной стороне одежды, курсанты написали нужные данные. Хлорка на глазах оставляла выжженные неровные линии.
– Закончили. Теперь клеймить парадку!
– А её-то зачем? – недоумевал рыжий.
– Я уже объяснял тебе, – сквозь зубы процедил Шутько.
– А чё, в бой в парадной форме ходить что ли? Зачем клеймить-то?
– Смотри, зачем! – сержант обернул китель вокруг кулака.
Рыжий наклонился, но ничего не увидел. Удивиться он не успел. Сокрушающий удар в челюсть свалил непонятливого духа вместе с табуреткой.
– Тупорылый, падла! – сообщил сержант притихшим курсам. – Ещё служить не начал, а уже Устав нарушает!
Лёха удивлённо посмотрел на Кирюху, тот выразительно кивнул.
Служба по Уставу началась!
«ХОРОШ В СТРОЮ – СИЛЁН В БОЮ!»
Учебные части готовят из курсантов солдат, способных к боевым действиям. Кто понимает это, никогда не спросит:
– Зачем нужна строевая подготовка?
В каждой воинской части есть открытая асфальтированная площадка, квадратура которой пропорциональна количеству солдат. В танковой учебке, куда попал Лёха Тальянкин, размеры площадки позволяли заниматься строевой подготовкой половине полка одновременно. Это плац, в переводе на немецкий.
Армия Пруссии давным-давно доказала: первейшей дисциплиной является муштра! Ничто так не развивает чувства единения толпы, как строй с одинаковым ходом.
– Левой!
– Левой! Раз, раз! Раз, два, три!
Растворение личности в общей массе придаёт походная песня, заученная до мозолей на языке.
Всё это в большей мере известно осеннему призыву. Летом в самую страду, строевой подготовке не уделяется достаточного внимания. И всё же, Лёхе повезло. Пока полк полностью не укомплектовался личным составом, новобранцы потоптали плац в своё удовольствие. Тальянкину поначалу нравилось лихо разворачиваться, щёлкая каблуками кирзачей и печатать шаг по команде:
– Строевы-ым, марш!
Строевая подготовка началась с утреннего марша к полигону. Курсантов нужно было ознакомить с местом обучения воинской специальности. После завтрака рота бодро зашагала по каменистой пыльной дороге, вдребезги расколоченной гусеницами танков. Командовал сам ротный. Хмурый, невыспавшийся или непроспавшийся. Приподнятое настроение, казалось, навсегда покинуло его.
– Левой! Левой! – отрывисто и жёстко командовал капитан.
Дорога пошла в горку. Курсанты начали отставать от офицера, сбивая шаг.
– Строевым, марш! – грянула команда ротного.
Сразу выяснилось, что половина солдат давно «потеряла ногу» и плетётся вразброд – добросовестно, но совершенно нестройно втаптывая сапоги в дорожную пыль.
– На месте… – скомандовал капитан.
Солдаты облегчённо дважды топнули, но команды «стой!» не последовало. Многие замерли, некоторые продолжали маршировать. Строй стал похожим на муравьиную кучу, хаотически движущуюся на одном месте.
– Так дело не пойдёт, – нахмурился капитан. – Бегом, марш!
Офицер побежал рядом со строем, не переставая командовать.
– Левой! Левой!
И опять пошёл разнобой. Из-за разной длины ног солдат и далеко неодинакового служебного рвения, строй растянулся. О синхронности на бегу, не могло быть и речи. Но капитан решил добиться своего.
– Кругом! Бегом, марш! Левой! Левой!
Отмахали по четыре стометровки туда и обратно, но бежать в ногу почему-то не получалось. Лёха с Кирюхой держались вместе, благодаря одинаковому росту. Сквозь зубы они цедили самые «приятные слова» в адрес ротного. Но капитан ничего не слышал. Он самозабвенно носился, не переставая, одному ему известным способом, определять синхронность строя.
Наконец ротный притомился, присел на придорожный камень, закурил. Сержанту он приказал продолжать челночный марш-бросок.
Шутько запыхался, постоянно следя за ногами капитана. Сержант бежал в ногу. Пот крупными каплями скатывался с его чуба, белоснежный подворотничок превратился в грязно-серую тряпочку. Голос сержанта охрип, в лёгких не хватало воздуха. У него было больше всех причин проклинать ротного. Но нужно было достойно тащить службу.
Бойцы бежали, позабыв о времени.
– Левой! Левой! – медным звоном отдавалось в голове Лёхи. Спины бегущих впереди взмокли от пота. По бедру в такт стучала сумка с противогазом. Оставалось радоваться, что присяга ещё не принята и не пришлось тащить автоматы. Но и это оказалось слабым утешением.