730 дней в сапогах
Шрифт:
Известный с детских лет лозунг «Чистота – залог здоровья» не теряет своей значимости в армейских частях. Неокрашенные половые доски в казарме в два-три дня приобретают матово чернозёмный цвет, подвергаясь ежедневной нагрузке сотен пар сапог. Бесконечные построения – команды, выполняемые только бегом – приводят к перестиланию полов с регулярностью в два-три года.
Землисто-серый налёт с поверхности пола счищается солдатами. В разных воинских частях свои методы. Можно полы скрести, обдирая верхний слой доски острыми краями осколков оконного стекла. Можно полы шкрябать –
– Взвод! – скомандовал младший сержант третьего взвода, Боря. В миру, Бадырхан Бейтемиров: – Стрёйся!
В спешке побросав свои занятия, курсанты вытянулись в две шеренги на центральном проходе. Такое построение не устроило Борю.
– Оть-ставить!
Курсы разбежались по расположению. Стараясь оставаться поближе к ЦП, они сгруппировались у первого ряда двухъярусных кроватей.
И началось!
– Стрёйся!
– Оть-ставить!
Топот солдатских сапог.
– Стрёйся!
– Оть-ставить!
Боря посмотрел на наручные часы «Командирские» – времени хоть отбавляй! Впереди ужин, «тактические занятия» с ломом, кайлом и лопатой, только потом по Уставу отбой. И лишь через полчаса начало! До утра останется целых семь часов. При таком раскладе спешить некуда. Приказ деда будет выполнен.
– Боря! Чтобы к утру пол блестел! – сказал Шершень после завтрака.
Теперь Боря начал обработку личного состава. После восьмого-десятого построения сержант скомандовал:
– Перьвая щеренга, щаг вперёд!
– Раз! Два! – отстучали сапоги.
– Крю-гом, марш!
– Хлоп, цок! – отозвались каблуки.
– К вечьернему осьмот-ру … – Боря скосил лукавый глазом, – готовсь!
Курсы сбились с толку: вечерний осмотр проводится перед отбоем! Обученный ничему не удивляться, Лёха пихнул локтём застывшего в недоумении Вовчика и сорвал свою пилотку с головы. Ромка последовал примеру товарищей. Вскоре весь взвод понял, это вечерний осмотр! Курсанты держали пред собой пилотки наполненные содержимым карманов. И чего тут только не было!
Обломанные под корешок спички, истрёпанные до неузнаваемости письма с гражданки, чудом уцелевшие фотографии, коробки спичек, единичные сигареты и бычки. Никто и никогда не вынимал к осмотру денег, пачек с куревом и других ценных вещиц. Но и среди этого хлама Боря умудрился изъять спички, а потрёпанные конверты побросал на пол перед строем.
– Товарищ сержант, можно адрес-то переписать? – попросил Рома.
– Можьно Мащку в растяжьку и козу на возу! – выдал Боря сержантскую поговорку, слегка видоизменённую его акцентом.
– Разрешите оставить адрес, товарищ сержант! – поправился Рома.
– Оть-ставь!
Рома присел на корточки, потянулся к конверту.
– Шклёп! – Борина подошва припечатала протянутую кисть к полу.
– Я сказаль, оть-ставить!
Рома поднялся и занял своё место в строю. Он потирал покрасневшую, начинающую набухать руку.
Боря продолжил осмотр. У доброй половины курсов не оказалось уставных трёх иголок с чёрной, белой, зелёной ниткой длиною в тридцать сантиметров. Иголки следовало прикалывать к изнанке множественных складок пилотки. Выматерив нерадивых бойцов, Боря окончил осмотр. Взвод облегчённо вздохнул. Борин досмотр никогда не отличался особой жестокостью.
Лёха чётко помнил свой первый вечерний осмотр в седьмой роте.
Тогда все вытянулись в струнку, не смея шелохнуться, мигнуть и повести бровью. Быдусь, низкорослый, но коренастый старшина с белым чубом, торчавшим из-под пилотки, зорко вглядывался в лица солдат. Внезапно, в три прыжка, он оказался напротив здоровенного грузина Гиви. Тот стоял, ослабив правую ногу. Заученным коротким пинком по лодыжке расслабленной ноги, Быдусь опрокинул сто десяти килограммовую тушу. Гиви повалился, подмяв нескольких человек.
– Я приказал «смирно»! – выкрикнул Быдусь и щедро раздал тумаки неудержавшимся на ногах.
Затем старшина придирчиво осмотрел содержимое пилоток. Кое-что изъял, кое-что попортил. И правильно – личные вещи должны храниться в тумбочках!
– Ремни к осмотру!
Лёха, памятуя об Уставе, снимая ремень на весу укоротил его. Многие поступили точно так же. Тормоза попросту повесили свои деревяшки на левую руку, согнутую в локте. Намётанным глазом Быдусь моментально усёк разницу длины ремня и окружности живота, на который тот одевался. Рядовой Грушкин малость перемудрил. Быдусь заставил его надеть укороченный донельзя ремень. Тужась и кряхтя, Грушкин пытался изо всех сил, но мало получалось. Получив необходимый допинг в скулу и по фанере, Грушкин успел во время удара чуточку ослабить ремень и защелкнул бляху.
– Теперь так и будешь ходить! Все видели?
– Так точно! – отозвалась рота.
– И ты видел? – спросил старшина у сержанта Коршунова.
– Видел.
– Смотрите, товарищи курсанты, младший сержант отвечает старшине не по Уставу! – сказал Быдусь строю. Свои слова он сопроводил коротким хуком в челюсть нарушителю Устава.
– Так точно, – прошепелявил Коршунов, держась за челюсть.
– Ты ответственный, если у Грушкина, а я увижу Грушкина, понял? Да?!
Коршунов кивнул, хотя ничего не понял.
– Если у него, рядового твоего взвода, ремень будет ослаблен больше чем сейчас, – Быдусь выразительно замолчал, глядя в глаза Коршунову снизу вверх.
– То я буду носить такой же.
– Соображаешь! – старшина полопал коллегу по щеке, от чего она стала пунцово-синюшной.
Ни один курс не посмел хихикнуть. Худшее почему-то ожидалось впереди.
Быдусь зачем-то вернулся к Гиви. Длина ремня этого курса, мягко говоря, не отвечала требованиям Устава.
– Вторую неделю служим, а ремень на яйцах! Ая-яй!