8-9-8
Шрифт:
– Ты готов, дорогой мой?
Габриель не совсем понимает, к чему он должен быть готов, к тому же с некоторых пор он стал бояться дверей, за которыми его поджидает неизвестность, —
и потому молчит.
Та же мизансцена повторится спустя десять лет. Но теперь уже Габриель будет возиться с четырьмя поворотами ключа и смотреть на тетку сверху вниз:
– Ты готова, Фэл?…
Фэл не терпится войти внутрь, она исчезает за дверью, предварительно перевернув табличку; вместо CERRADO возникает
ABIERTO [12] .
Эта
Вдруг и вправду понравится? – решает Габриель про себя и с бьющимся сердцем следует за теткой.
Его встречает темнота.
12
Открыто (исп.).
Она могла бы быть абсолютной, если бы не щели и микроскопические дырки в шторах. Солнечные лучи проникают сквозь них и ломаными линиями ложатся на пол: паутина лазеров в банковском хранилище, да и только.
Это не банковское хранилище.
В банковском хранилище не пахнет пылью, специями, кофейными зернами (если поднести их к ноздрям предварительно разгрызенными). Запахи не смешиваются, они уложены слоями и существуют отдельно друг от друга. Самый верхний слой – безусловно, пыль и все связанное с пылью; пыльные поверхности дерева, запылившиеся бумага и ткань. Специи и кофейные зерна вносят успокаивающую ноту, они так же дружелюбны, как и буквы в слове ABIERTO, вот видишь, малыш, все обстоит замечательно, ты вошел – и правильно сделал.
Но Габриеля не проведешь.
Слой с кофе – не последний, за ним прячется еще один, самый неприятный. Он старше штор на окнах, старше таблички на двери, старше дерева и бумаги; кажется, что именно он – первооснова.
Тот еще запашок.
Габриель уже сталкивался с ним, и совсем недавно – когда висел на руке у Птицелова. Мясо, слегка тронутое гнильцой, – вот что символизирует первооснова темного помещения на улице Ферран.
У Габриеля перехватывает дыхание, и он принимается кричать дурным тонким голосом:
– Фэл! Фэл!! Куда ты подевалась, Фэл-а-а-а!..
Над головой Габриеля тотчас вспыхивает лампа в пять рожков (два из пяти не горят вовсе, остальные – едва слышно потрескивают). Свет не очень яркий, но его вполне достаточно, чтобы разглядеть помещение.
И Фэл.
Она стоит на лестнице, в противоположном конце большой комнаты, у черного прямоугольника еще одной двери, с блуждающей улыбкой на лице.
– Ну, и чего ты испугался? – спрашивает Фэл.
– Здесь темно.
– Уже не темно.
– Здесь неприятно пахнет.
– Согласна, но это временное явление. Стоит нам немножко освоиться, впустить сюда свои самые лучшие чувства, самые светлые мысли, самые прекрасные воспоминания – и все сразу изменится. Это – самое расчудесное место на свете, поверь. Иди-ка сюда!..
Фэл протягивает Габриелю руки (как протягивала их неоднократно, на всем протяжении двух длинных, нескончаемых дней) – и Габриель летит к ней, жмется к жакету цвета маренго и замирает, умиротворенный. Теперь, находясь под защитой тетушки Фэл, можно перевести дух и толком оглядеться. И понять – почему Фэл называет это место «самым расчудесным на свете».
Габриель в недоумении.
Как можно считать чудесной самую обыкновенную свалку старых, ненужных вещей?
Вдоль стен с бумажными обоями тянутся грубо сколоченные полки. С правой стороны их перегораживает некое подобие прилавка. Или барной стойки. Над стойкой, в простенке между полками, висит пожелтевший от времени плакат:
WE DO NOT
SPEAK:
HINDI, Chinese,
Pakistan, URDU,
Bulgarian…
But our PRICES
speak for
Ручная работа, не иначе, – шрифты разной величины, неровные, уходящие вниз строки; стилизованные цветы по краям плаката: кружок-сердцевинка и овальные лепестки вокруг кружка. Непохоже, чтобы здесь торговали цветами.
– Это был магазин, да? – спрашивает Габриель.
– Сразу несколько, хоть и в разное время. Восточные специи, кофе из Латинской Америки, а еще раньше – мясная лавка.
Он и сам мог бы догадаться. Плакат, написанный от руки, – не единственное украшение стены. Есть еще налепленные друг на друга этикетки от кофе, фотография каравана, бредущего по пустыне; засохшая ветка какого-то растения со сморщенным, темно-лиловым плодом и внушительных размеров картинка из жести.
Если судить по абрису, на ней изображена корова.
Тело коровы поделено на неравные части и больше всего напоминает одноцветную географическую карту – с пунктирами границ и выделенными белой краской названиями. Пособие для начинающего мясника, вот что это такое, – бедная корова!..
Бедная Розалинда.
Бедный папа.
Подобраться к прилавку не так-то просто – он заставлен картонными коробками и забросан ветошью. Вот бы заглянуть в коробки и попытаться найти там нечто более ценное, чем расчлененная стараниями неизвестного художника туша коровы!
Артефакт, да.
Любой, даже самый затрапезный артефакт устроил бы Габриеля:
– В коробках что-то есть?
– Не думаю.
– Наверняка есть!
– Это никому не нужный картон, дорогой мой. Но кое-что здесь просто обязано отыскаться, ты прав.
Фэл отрывает от жакета пальцы Габриеля и сбегает вниз, по ступенькам. Их пять (так же, как и рожков в люстре), они чересчур пологие, и потому лестница не выглядит высокой – подиум, а не лестница. Пандус для инвалидов-колясочников, решивших прикупить кофе, специи и телячьи почки.