8 декабря 1980 года: День, когда погиб Джон Леннон
Шрифт:
Для ребят, воспитанных в стране, где гомосексуализм был под запретом, «Битлз» с завидным пониманием относились к образу жизни Брайана. Пол объяснял это тем, что знакомства Эпштейна среди голубых всегда играли на руку группе. Именно Эпштейн свел их с Робертом Фрейзером по прозвищу «Груви Боб». По слухам, в 1950-х во время службы в Африке Фрейзер вступил в связь с юным Иди Амином. В Лондоне у него была своя галерея, расположенная на Дюк-стрит рядом с Гроувернор-сквер. В 1966 году власти устроили там облаву, сочтя проходящую выставку непристойной. Дурная слава лишь укрепила репутацию Фрейзера. Маккартни называл его «одним из
Когда открылась галерея «Индика», Пол захотел, чтобы с ней было связано его имя. Он уже прославился как первый покупатель расположенного наверху книжного магазина «Индика», и нарисовал флаера для первой выставки.
9 ноября 1966 года под патронажем Груви Боба открылся показ работ тридцатитрехлетней художницы-японки, проживающей в Нью-Йорке.
Как и многие революционеры, Йоко Оно происходила из знатной семьи: ее отец был потомком японского императора, а мать — внучкой Ясуды Дзэндзиро, основателя банка Ясуда (впоследствии банк Фудзи, затем финансовая группа Мидзухо). Но их благополучие не пережило Второй мировой войны. Папу Йоко арестовали. Те, кто пережил бомбардировку Токио, смаковали унижение некогда могучей семьи Оно. Мать Йоко побиралась и выменивала еду под градом издевательств. Этот опыт закалил Йоко и помог ей выдержать не только ненависть фанатов «Битлз», но и характер Джона.
Когда семья Оно перебралась в Скарсдейл, зажиточный пригород Нью-Йорка, Йоко было восемнадцать. Она поступила в колледж Сары Лоуренс, потом переехала на Манхеттен и с головой нырнула в богемную жизнь, устраивая перформансы у себя в лофте в нижнем Ист-Сайде. Йоко стояла у истоков «Флуксус» — международного движения, бросающего вызов общепринятым подходам к изобразительному искусству и музыке, смешивающего различные творческие дисциплины. В 1956 году она вышла замуж за японского композитора и пианиста Тоси Итиянаги. Вернувшись с ним на родину, она почувствовала, что общество давит на нее, равняет под общую гребенку. Утверждают, что она пыталась покончить с собой.
Во время лечения она вступила в связь с джазовым музыкантом Тони Коксом, от которого родила дочь, Киоко. Кокс и Йоко вместе не ужились; он славился резкими перепадами настроения, и они, по слухам, не раз бросались друг на друга с ножом. Йоко продолжала бросать вызов миру искусства, а муж, как впоследствии сделал Леннон, взял на себя все заботы о ребенке и помогал жене двигать ее идеи в массы. Йоко сняла фильм, где были только голые задницы 365 человек, и еще один, как муха ползает по телу обнаженной женщины. Еще она покрыла одного из четырех львов на Трафальгарской площади громадными белыми простынями.
Джон Леннон из любопытства пришел в «Индику» на открытие выставки Йоко. Но то, что он увидел в галерее, его не впечатлило. Мешок столярных гвоздей продавался за 100 английских фунтов, яблоко на подставке за двести.
— Я подумал: «Чистой воды надувательство. Что это вообще за хрень?» — поведал Джон Би-Би-Си. — Я-то ждал настоящую оргию… А там
Джона, как почетного гостя, немедленно представили художнице. Леннон привык, что женщины заигрывают с ним, пытаются ему понравиться. Но Йоко жила во вселенной, куда «Битлз» не дотягивались. В глазах родственницы монарха, в жилах которого якобы течет кровь богов, Леннон был простым смертным. Без всякого выражения на лице она протянула ему карточку с надписью «Дыши».
Слегка позабавившись, Джон стал вдыхать и выдыхать.
Оглядев комнату, он заметил белую лестницу, ведущую к белому холсту, свисающему с потолка. Поднявшись по ступенькам, Леннон взял увеличительное стекло на цепочке и разглядел на полотне крошечное слово «ДА».
— Было бы там «нет», или что-нибудь мерзкое, например, «лох», я бы тут же сбежал из галереи, — сказал он телеведущему Дику Каветту. — Но я увидел позитивное «Да», и подумал: «Хорошо, это первая выставка, где мне сказали теплое слово». И решил посмотреть остальные экспонаты.
Йоко предложила Джону забить гвоздь в доску. Цена вопроса — шестьдесят шиллингов. Джон замер, потом ухмыльнулся: «Давай так, я заплачу тебе воображаемые пять шиллингов, и забью воображаемый гвоздь».
Йоко уставилась ему в глаза. Его абстрактное чувство юмора было ей по нраву.
В конце вечера они разошлись каждый своей дорогой. Но связи не потеряли, и встречались время от времени.
— Между нами установились отношения учителя с учеником, — сказал Джон «Плейбою». — Вроде бы я такой известный, должен знать все на свете, но учителем была она.
Йоко сказала в том же интервью, что сама многому научилась у Джона. Но верит, что ее «женская сила» повлияла на «битла».
— Женщинам присуща глубинная мудрость… У мужчин ее не бывает, им просто не до этого. Так что мужчины обычно полагаются на глубинную мудрость женщин.
Даже если и так, в браке с Синтией Джон ничему не научился. Жена растила сына, муж эгоистично с головой ушел в себя — усиленно штудировал книги авторов, которых в школе пропускал мимо ушей, например, Джорджа Оруэлла, Оскара Уальда и Льва Толстого, или под ЛСД глазел на цветные пятна. Хоть он практически не общался ни с Синтией, ни с Джулианом, он рассказал жене про Йоко — про ее искусство, ауру, уникальный образ мыслей. Выпускница художественной школы, Синтия понимала, что Джон ушел далеко вперед, и теперь видит в ней недалекую провинциалку.
— Ему нужна была женщина, которая понимает, одобряет и поддерживает его экстравагантные идеи, — объяснит она в 1978 году в книге мемуаров «Мой муж Джон».
Наконец, Синтия лично познакомилась с Йоко. Внешне казалось, что переживать ей не о чем: все друзья Джона разделяли мнение, что она куда красивее соперницы. Но Синтия женским чутьем понимала, что между мужем и японской художницей установилась глубокая связь. Столько лет она старательно не замечала толп фанаток, увивающихся вокруг «Битлз». Но мысль о том, что Джон близок с Йоко, наполнила ее предчувствием беды.
Как-то раз, в пылу спора, Синтия высказала свои тревоги, заявив Джону, мол, ему будет лучше с Йоко. Джон ответил, что Синтия бредит.
Оба прекрасно все понимали.
Поначалу журналисты любили «Битлз», потому что ребята говорили от души. Конечно, Брайан Эпштейн обучил их сценической подаче. Но в музыку он не лез, и слова их песен звучали свежо и искренне — пока на них не обрушила гнев немаловажная группа американского населения.
— Стоит мне открыть рот, пиши пропало, — сказал Джон в интервью «Роллинг Стоун».