9 Мгновений Счастья

Волкова Ольга

Моя мама мило улыбается и приглашает всех за стол ужинать. Спустя два часа все мы дико устаем от болтовни Эшли. Она говорит и говорит, говорит и говорит. О, Боги, кто-нибудь пристрелите ее!

– Том говорит, что мы в этом году поедим на Райский остров отдыхать. Через две недели, если быть точнее, – жеманно выдавливает Эшли, хвастаясь перед моей семьей, что благодаря моему дяде, эта неугомонная съездит погреть свои косточки.

Микаэла закатывает глаза и театрально падает на стол, ударяясь лбом. Эшли выпучивает глаза в немом вопросе «а что тут такого?».

– Это замечательно, – отвечаю я, убрав вилку в сторонку от греха подальше.

– Конечно! – восторженно

говорит Эшли. – И тебе бы надо, Алекса, выбраться. Да-да, Джош, – она обращается к моему отцу, который едва сдерживает свое нетерпение высказать этой женщине парочку нелестных эпитетов. – Это же может быть и последний раз, – выдает Эшли, отчего я буквально обалдеваю, как и все остальные.

– Эшли! – восклицает в ужасе мама. Папа все же покидает застолье и уходит из кухни.

Я деловито приподнимаю свое лицо, оставляю в сторонке от тарелок салфетку, затем встаю. Хотя Микаэла хватает меня за руку, но я не собираюсь терпеть такое отношение к себе.

– Конечно, я рано или поздно умру. Сегодня может быть, или завтра, к примеру. А может и через год, или вовсе лет через …дцать. Это не тебе решать, Эшли. И говорить о таких вещах ты не в праве. Как и не в праве унижать моего отца, – я ощущаю, как к горлу подступает комок из непрошенных слез.

Мне обидно за папу. За маму. Они оба уже в лепёшку разбились, лишь бы мне помочь с болячкой. Лишь бы я еще побыла рядом с ними. А эта идиотка, не имеющая за своими плечами ни гроша, ни семьи, ни детей, пытается учить жить. Да кто она такая! Пусть сначала наденет мои тапки и почувствует всю гамму прелести от невыносимой боли, хотя бы день, если вообще сумеет выдержать такое испытание.

Эшли молчит и бровью не ведёт, но понимает ли она, что наделала своими высказываниями.

– Я всё сказала, – гордо киваю головой, затем отодвигаю стул и выхожу из-за стола.

Мама подрывается за мной, но я безмолвно прошу ее остаться здесь, чтобы Микаэла не набросилась на Эшли. Отдаленно я слышу, что Эшли возмущается, якобы она никого не собиралась обижать, а говорила, как есть на самом деле. Что такие, как я вообще должны жить в пансионатах, где есть уход медсестер и докторов, что такие, как я не должны мешать продолжать жить своим родителям. Что такие как я – эгоисты.

Кажется, ранее я подобное слышала, только из уст ребят, таких же, как я, когда приходила на групповые треннинги к психологу. Значит, многие люди думают и твердят, что мы мешаем. Кто-то сгоряча такое может ляпнуть, если устал, или всё пошло не по плану. Но главное, такие как мы цепляемся из последних сил за тонкую веточку жизни, желая ухватить хотя бы еще один день, чтобы провести его рядом с родными, рядом с близкими, рядом с любимыми.

Папа находится на веранде, когда я нахожу его. Он стоит, облокотившись о перила, и смотрит вдаль. Я подхожу к нему и хлопаю по плечу в знак утешения. Папа кивает, но на лице тень печали, искра в глазах давно клубит дымом.

– Пап, – зову его, устроившись рядом с ним.

– Да, родная, – тон голоса ровный и тихий.

– Мне жаль, что я выпала обузой для тебя и мамы, – шепчу, чтобы никто больше не слышал моих признаний. Папа цыкает.

– Прекрати, – недовольно отвечает, – и меньше слушай эту курицу.

– Индюшку, – поправляю его, и он, посмотрев на меня, улыбается.

– Точно. – Папа сгребает меня в охапку под свое крыло и целует в макушку. Мы долго стоим на веранде в гордом одиночестве и слушаем вечерние звуки улицы. – Ты никогда не была и не будешь обузой, Алекса, – вдруг говорит папа. – Ты не виновата, что так случилось. Но, к сожалению, это случилось

с тобой, с нами. Это общая боль, дочь. Мы с мамой ощущаем ее фантомно. Каждый раз, когда тебе больно, мое сердце разрывается от понимания, что я помочь тебе ничем не могу. Знаешь, это самое ужасное, что я не в состоянии тебе помочь. Я бы все отдал, чтобы найти лекарства или средство, способное вылечить тебя. И вопрос не в деньгах, милая. Пусть я голым до нитки останусь, но я хочу, чтобы моя девочка была с нами. Я хочу увидеть, как ты взрослеешь дальше, становишься женщиной. Мамой. Я хочу увидеть внуков и радоваться каждому дню рядом с тобой и твоей семьей. Уверен, мама разделяет мои желания со мной.

Я ощущаю, как по щекам стекают слезы. Фонарный свет попадает на наши лица, освещая их, и я вижу, что в глазах папы тоже мерцают росинки, но он их сразу сметает, зажмурившись.

– Пап, – зову его, и он кивком дает понять, что слышит меня, – давай будем представлять, что однажды всё это будет.

Папа замирает, уставившись на меня. Он что-то обдумывает, хмурясь, но потом все-таки соглашается.

Как только буря минует, я возвращаюсь обратно в дом и застаю Микаэлу в гордом одиночестве в гостиной. Оказывается, индюшка заняла спальню наверху, которую мама готовила для сестры. Вот… слов просто нет других.

– Как дела? – осторожно спрашивает Микаэла. Я присаживаюсь рядом с ней и ворую с ее чашки попкорн.

– Отлично! – искренне улыбаюсь, сестра заметно расслабляется.

– Что будем смотреть? – интересуется она. Я беру пульт и выбираю следующую серию про Барби и Кена. Микаэла хохочет, но с выбором соглашается.

– Вот бы встретить такого красавчика наяву, – мечтательно выдыхает Микаэла спустя пятнадцать минут просмотра мультфильма. Я ухмыляюсь, потому что этот мультяшный Кен до одури похож на Алекса. И, кажется, сестра чувствует неладное. Она вопросительно смотрит на меня, безмолвно требую пояснений.

– Не надо на меня так таращиться! – возмущаюсь я.

– Эй! – Микаэла игриво толкается своим плечом в мое. – Я хочу знать подробности, Алекса. От и до! Ну же. Не утаивай от меня. Кто он? Как его зовут, рост, вес, телосложение.

– А-ха-ха! – смеюсь я. – Микаэла, ты все равно с ним никогда не встретишься. Уже завтра днем я выпровожу тебя обратно домой.

Микаэла обиженно дует губы.

– Ладно-ладно, – сдаюсь я, но только потому, что я хочу поделиться своими переживаниями, что бурлят во мне, как только на моем пути появился Алекс. Устраиваюсь поудобнее, а сестра вооружается покорном и полностью поворачивается ко мне, поджав под себя ноги по-турецки. – Мы встретились больше месяца назад. Я случайно напоролась на него у входа в универ. Но толком у нас не было нормального разговора, – я жму плечами, – ведь мы едва знакомы. – Потом рассказываю, как он подкатил в первый день на парковке, затем, как вырвал с пары и наш короткий диалог. Глаза Микаэлы загораются озорством, когда я говорю, что парень любитель мотоциклов и погонять с ветерком. И что он намеревается убить меня своим предложением прокатиться.

– А как его зовут?

– Алекс, – отвечаю я.

Микаэла давится попкорном и кашляет. Я постукиваю ей по спине, когда она подскакивает с дивана и выпивает стакан с колой. От газировки Микаэле делается еще хуже. Но кое-как она приходит в себя.

– Что за шутки?! – возмущается она.

– Это правда!

– Ничего себе. Кхе-кхе, – все еще не верит мне.

– Я сама сначала не поверила, но это так.

– Давай дальше, – командует сестра.

– Ну…, – замялась я, и Микаэла как-то иначе одаривает меня взглядом.