9. Волчата
Шрифт:
– У серебряных волков умерла волчица. Выкормить волчонка они не могут. У вожака хватило ума и смелости попросить помощи у того, кто сильнее — у меня. Не зубами-когтями сильнее — умом-навыком. Я сам волчонка выкормить не могу. Но вот эта тощая, лысая обезьяна (я тыкал себе в грудь большим пальцем) без острых зубов, могучих когтей и огненных глаз имеет очень гнусное для окружающих свойство: находить решения проблем и пути их реализации.
Малыш сидел на снегу и ошеломлённо тряс головой. «Проблемы», «реализации»… Даже слов таких у него нет. «Душа не принимает». Ну как можно сравнивать тощего, лысого, затурканного подростка с взрослым волком?!
– Алу, посуди сам. Люди называют любого волка «лютым зверем». Любого. И степного, и лесного, и полярного. И этих, серебряных. «Лютый зверь» для них для всех — имя народа. Заслуженное многими из них, бесчисленными поколениями. А для меня «Лютый Зверь» — личное прозвище. По моим собственным делам. Не по предкам, не по родичам — вот этими руками сделанным, вот этой головой придуманными. Весь страх от всего волчьего племени за все века и страх от меня одного (я покачал открытыми ладонями перед его лицом, будто взвешивая в руках два примерно равных груза)… Вот и думай.
Алу наконец-то сморгнул и ошарашенно спросил:
– А ты… Ты — кто?
Во блин. Ему всю биографию выдать? Кто я, кто я? Эксперт по сложным системам? Ивашка-попадашка? Иванец — всем … во всюда ездец?
– Я, мой маленький ханыч Алу, хомосапиенс, человек разумный. Сотворён по образу и подобию божьему. И это самое страшное, что есть на земле. Страшнее всех волков, орлов и крокодилов. Хочешь быть на меня похожим?
Алу заворожено смотрит, потом начинает быстро-быстро кивать.
– Ладно, попробуем. Будем делать из тебя человека. Садись на облучок, бери вожжи, рысцой — вперёд. А я — думать буду.
Какое там думать! Только я завалился к этой бабе под бочок, как мгновенно попал в объятия Морфея. Или как тут местный клофелин называется? Уже сквозь сон услышал, как завозился, учуяв мой запах, волчонок. Пришлось запихивать его к себе под одежду. Как оказалось — раздеться и заново одеться можно не просыпаясь.
Меньше чем через час Алу заснул и упал с облучка. Хорошо, что у нас в оглоблях старая кляча — сразу встала. Никогда не думал, что ездить на старой кляче — большая удача. Размером в одного живого ханыча. Пока ещё живого.
Новорождённых детей кормят каждые три часа. А волчат? А я знаю? Будем относиться к нему по-человечески. Тогда надо прикинуть место для остановки, костерок, бабу накормить, напоить. Факеншит! Зарекался же с бабами по Руси ходить! Что так, что эдак — постоянные заморочки.
Уже сидя у догорающего костра, присматривая, как утомлённая мамашка заматывается после кормления, а её голубоглазый мальчонка возится со своим хвостатым сотрапезником на расстеленном тулупе, Алу вдруг спросил:
– А как ты его назовёшь? Имя какое-то у него будет?
И правда, что я всё — «волчонок, волчонок». Имя… «Как вы яхту назовёте — так она и поплывёт». Мухтар? Барбос? Что-то аристократическое? Лорд? Рекс? Литературное? Акела? White Fang? — Нет, должна быть буква «р».
– Давай назовём «гумус хан» — серебряный хан. Красиво? Да?
Как-то «гумус» на мой слух…
– Мы назовём его просто — Курт. Волк.
Я попытался позвать волчонка: Курт, Курт. Но он ещё не видит и не слышит. Просто завалился на бок, помахал хвостиком и заснул. А синеглазый младенец уставился на меня. Почему-то обрадовался издаваемым мною звукам и радостно гугукая пополз ко мне. Еле успели поймать, пока в снег не свалился.
Снова собрались, тронулись. Мой зверинец вырубился сразу. За спиной сопят в четыре носа.
Пустынная дорога наводит на размышления. Я всё пытался понять: почему я так вляпался? Где — мои ошибки, а где — необоримые обстоятельства. Получалось странно: в этой авантюрной истории не было «голых» случайностей. В том смысле, что случайность — проявление закономерности.
Я закономерно попал в этот поход, закономерно полез в район боевых действий, закономерно попал под половцев. И выбрался — тоже. Закономерно попал в полон и, более-менее обосновано, выбрался. Что Алу знает русский — моя удача. Но другого его отец с таким заданием и не послал бы: надо же у местных спрашивать. Что у князь-волков умерла волчица… они же, в конце концов, все вымерли — закономерность. Что волчицы рожают в феврале — закономерно. Что роды часто приводят к смерти…
Как-то ни особого «Счастливого случая», ни наоборот — внезапного «Ногу свело» — не наблюдается. Флуктуации в пределах дисперсии. Что успокаивает. Как-то я к внезапным удачам… подозрительно. За всё в жизни приходиться платить. Грубо говоря, если вас вдруг поцеловала Анжелика Джоли, то ждите — скоро придёт геморрой.
Я ещё не знал, что три моих огромных удачи сопят у меня за спиной. А уж сколько «геморроев» от них будет! Кто сейчас не знает имя Курта Вольфсона? Его бездонные синие глаза и бесшабашная улыбка сокрушили сердца многих женщин, а волчье чутьё — множество армий и крепостей. Но мало кто знает, что он не «сын волка», а — брат. Молочный брат моего первого курта. Поэтому и прозвище такое взял. Понятно, что он ничего не помнил из этого эпизода, когда их обоих выкармливала его мать. Но мальчишке всю жизнь говорили: «ты — брат князь-волка». Мальчишка рос и пытался стать похожим на своего могучего брата. Простой смердёныш, «русское мясо». А я только чуть-чуть помог. Просто пути приоткрыл. Во славу народу русскому и племени волков серебряных.
Вот, прозывают меня «Зверем Лютым». Только что же за волк, который стаю себе не соберёт? Не подымет волчат несмышлёных, не вырастит их по образу и подобию своему? Своему уму-разуму не научит? Так и я — ростил таких, «кто жить не трусит». Хоть и не кровные, а мои. Потому и зовут ныне на Руси сирот Всеволжских по имени моему — Иванычами.
К ночи сунулись на постой в деревушку. А там воинский отряд. Человек двадцать конных, оружных. Недавно были в бою: доспехи кое у кого посечены, повязки видно. И пять-шесть саней с раненными. Двоих умерших они как раз хоронили. Без отпевания — попа-то нет. Я старался сильно не отсвечивать — вот только новых приключений по дороге мне не хватает. Да и вообще — с моим выводком… Но — у них поминки невеликие происходят, они сами спрашивать начали. Типа:
– Лысый, пить будешь? А баба?
Тут-то до меня дошло, что прихваченная мною женщина — немая! Целый день рядом с человеком провёл, скулёж её слушал, а что она говорить не может — только к ночи понял. «Обсвяторуссился». Что баба молчит — воспринимаю как должное. Невнимателен к людям становлюсь. Это я-то, который женщин всегда прежде мужчин и автомобилей замечал!
Обнаруженный факт был мною немедленно использован. Для увеличения собственной свободы в части ответов на вопросы. Нет, я никогда не вру! Лжа мне заборонена! Дар самой Пресвятой Девы! Но… мою правду понять…