90-е: Шоу должно продолжаться 10
Шрифт:
Я сидел на подоконнике, пил свой кофе с сиропом шиповника. Вспомнил в очередной раз, как когда-то в глубоком детстве эту густую коричневую жижу выдавали в мензурках вместе с таблетками, порошками и микстурами, когда мне случилось лежать в больнице. На всю жизнь этот вкус запомнил. Как нечто очень радостное. Странно, что мне во взрослом возрасте не пришло в голову его в кофе добавить.
— Людка, на первое мая ты будешь с площади Советов репортаж писать?
— Ну я. Только с Илюхой вместе, а то там буча может быть, мне одной туда страшно идти.
—
— Так то сатанисты… А там коммунисты собираются чуть ли не на штурм.
— Да не будет ничего, скукота одна! Погорланят и разойдутся, как всегда.
— Спорим! На шоколадку!
— Не буду я с тобой спорить! Ты за шоколадку там сама революцию устроишь!
— Ой, что нам в универе препод рассказывал! Про одного американского редактора и войну на Кубе. Там войны не было никакой, а редактор считал, что писать о том, что там ничего не происходит — скучно. Так что в газете война была. Сначала только на бумаге, а когда это до Кубы дошло, там настоящая началась. А вы говорите, политические новости — скучные.
— Ты смотри там, научишься плохому!
Я слушал разговоры, оглядывался. Из новшеств, которые возникли за то время, которое меня здесь не было, заметил, что на стене растянули веревку, и прищепками прицепили к ней полароидные фотографии. Судя по заднику — снималось все здесь же.
Еще один штрих в атмосферу двадцать первого века.
В общем-то, я понял, почему так редко сюда хожу. Объективно, мне здесь очень нравилось. А вот субъективно я испытывал неоднозначные чувства. Слишком здесь все было другое. Девчонки, которые варили кофе, приветливо улыбались, атмосфера расслабленная такая. Благополучная. Приходишь сюда, и как будто даже забываешь, где находишься. Я еще в ранние свои визиты понял, что в эту кофейню можно приходить, чтобы отдохнуть от девяностых. Неулыбчивых, хамоватых, безнадежных. От тоски на лицах прохожих, от замотанных и злых продавцов, от гнетущей атмосферы, в общем. Вот только я не хотел от этого отдыхать. Подстегивало ощущение, что если расслаблюсь, то потеряю связь с этим временем. Чушь, конечно. Но кто знает, кто знает…
Лялю в нерешительности остановилась сразу у порога. Распахнула глаза во весь их огромный размер, прижала руки к груди. Отшатнулась испуганно от мчавшего как локомотив очередного молодого журналиста.
— Ляля! — позвал я и помахал рукой. — Иди сюда!
Маленькая цыганка протиснулась к моему подоконнику и устроилась рядом со мной. Торопливо сняла с плеча сумку и полезла в нее.
— Подожди, — остановил я ее. — Хочешь кофе с булочкой?
— Ой, нет… — она помотала головой, но вдруг остановилась. — Хотя… А можно лучше чай?
— Можно, — кивнул я. — Посиди тут, подержи место. Я сейчас.
Я вернулся к стойке, попросил девчонок соорудить чаю с мандариновым сиропом и пару их фирменных булочек. Лавируя между молодыми журналистами, вернулся обратно к своему подоконнику. Вручил Ляле стакан с чаем. Та схватила его обеими руками и сделала глоток.
— Я даже не знала, что здесь есть
— Они не афишируют, — усмехнулся я. — Место для внутреннего использования, так сказать.
— А просто с улицы сюда пускают? — Ляля надкусила булочку. — Ой, а у меня есть рецепт таких! Меня подружка в школе еще научила. Только дома я их печь не могу, там духовки нет.
Она еще что-то болтала, а я наблюдал за ее лицом. И вообще за реакцией. Просто было любопытно, как именно воспринимает эту кофейню случайный человек. Сначала она сжалась и напряглась. Но буквально за несколько минут и половину чашки чая, лед был пробит. Она заметно расслабилась. И даже заулыбалась, глядя на девчонок за стойкой и слушая болтовню журналистов.
— Ой, ты же вторую, наверное, для себя купил! — Ляля сжалась и положила надкусанную булочку обратно на блюдце.
— Свои две я уже съел, — заверил я. — Так что вторая тоже твоя. Одной тут всегда мало. Хорошо, что сегодня можно. Когда посетителей особенно много, они продают только по одной булке в одни руки. И вот тогда ужасно обидно.
— Так сейчас, получается, еще немного народу? — снова округлила глаза Ляля.
— Средненько, — оглядевшись, сказал я.
Ляля фыркнула и чуть чаем не подавилась.
— Ой, чуть не забыла… — Ляля снова полезла в сумку, когда булочка закончилась. — Фотографии. У меня получилось двадцать три штуки. Вот…
Ляля вручила мне бумажный конверт и замерла, схватив обратно свою чашку.
Я помнил, какой эффект в прошлый раз произвели на меня фотографии Ляли. Так что мне хотелось немедленно разорвать конверт. Но я сдержался, мысленно сосчитал до пяти. Аккуратно извлек большие глянцевые фотографии.
Ооо… Крупным планом Астарот, на заднем плане — размытый пейзаж. Далеко внизу — еще скованная льдом Кинева. Ляля как-то подловила момент, когда у Астарота либо было как будто в тягостном раздумии. Хмурое, сумеречное, но очень живое.
Бельфегор с Максом жмут друг другу руки на фоне бетонной беседки.
А вот они статуи…
Еще Макс, смотрит вдаль на двух других «ангелочков», идущих по аллее. Непоятно, каких именно, просто темные силуэты.
А вот и еще Астарот. И две девушки. Те самые, одна в клетчатом пальто и ее некрасивая подруга. Кристине это фото показывать нельзя, вот что. Просто чтобы не напоминать лишний раз.
Кирюха отличный. С хитрой улыбкой сидит на лестнице, мнет в руках рассыпающийся в крупу весенний снег.
Бегемот и Бельфегор вместе. Обнимаются, смеются.
Прямо-таки, идеальные иллюстрации для какого-нибудь обширного интервью.
— Очень здорово, — сказал я, усилием воли заставив себя оторваться от листания фотографий. — Слушай, Ляля, есть еще одно дело. Для тебя, как для фотографа.
— Я ничего обещать не могу! — глаза девушки стали испуганными.
— Можешь пока не обещать, — махнул рукой я. — Не развалимся, если ты не сможешь. Просто не будет фотографий из планетария.
— Из планетария? — встрпенулась Ляля.