90 миль до рая
Шрифт:
Только после окончательного обнажения немки Ласаро смекнул, что существо, внезапно вынырнувшее из ванной комнаты, принадлежало к женскому полу. Это раз. Во-вторых, она не собиралась поднимать шум по поводу его незаконного вторжения. В-третьих, она его явно хотела…
Желание с его стороны никак не проявлялось, но страх иногда вершит чудеса…
Сделав дело, он наспех оделся, водрузил на свою голову сомбреро и помчался по коридору к лестнице, проклиная подельника Хулио Сезара и жадную до любви конопатую нимфу.
Не прошло и минуты, как перед распластавшейся в неге обнаженной Магдой фон Триппе предстал вошедший в открытые двери настоящий Гильермо. Он
Гильермо тоже остался доволен собой и сэкономленным презервативом…
Дедушка вернулся поздно, когда оба псевдомассажиста уже обслужили внучку. Вскрытая фомкой дверь натолкнула его на нехорошие мысли, коими он поделился со своей девочкой. Только теперь Магда припомнила странность в поведении первого «массажиста». Она поведала деду о его неуклюжей попытке умыкнуть видеокамеру и, проверив свои вещи, заявила об исчезновении золотого браслета – подарка родителей в день совершеннолетия.
– Как этот парень выглядел? – строго спросил Милхелен.
– Прекрасно… – ответила Магда и захныкала, как дитя.
Дедушка обреченно сплюнул в пол и, сняв телефонную трубку, попросил дежурного на ресепшене вызвать полицию с целью зафиксировать факт кражи со взломом.
Полицейские инспектора в сопровождении сотрудников службы безопасности отеля и переводчика прибыли минут через тридцать. Оперативностью здесь и не пахло. Показания Магды выглядели сбивчивыми и рассеянными. В них напрочь отсутствовала логика. Магда как-то неадекватно реагировала на стандартные в таких случаях вопросы следователей, словно читая в них скрытый сексуальный подтекст. Милхелен Калан, глядя на такое поведение внучки, готов был изменить свое в недавнем прошлом негативное отношение к лесбиянкам, отречься от бога Одина в пользу традиционного христианства и сжечь все книги Фрейда, кроме тех десяти страниц, что он прочел с таким трудом. Наконец, очередь дошла до него, и он утвердительно замахал головой, когда его спросили, есть ли у него какие-нибудь подозрения.
– Меня слишком рьяно старался задержать пустыми разговорами один бармен. Его имя… Кажется, его зовут Хулио. Хулио Сезар. Точно! – Милхелен взял инициативу по расследованию в свои руки. – Он неестественно раздражался, когда я пытался отойти от стойки, обижался на мою невнимательность к его пустопорожней болтовне. И еще – он плохо отзывался о Фиделе Кастро и выпрашивал чаевые. Участь Хулио Сезара была предрешена…
«Улов» Ласаро состоял из золотого браслета и бирюзового нижнего белья – линжери с кружевной вышивкой. Он мчался на своей старенькой «Ладе» шестой модели на свидание с Элисабет, официанткой-передовицей отеля «Парадисо – Пунта – Аренас», двадцатишестилетней дурнушкой, страдавшей от невнимания бывшего мужа.
Карденас – городок небольшой. Поговаривали, что Хуан Мигель завел себе любовницу задолго до развода с Элисабет. Разошлись так разошлись! К чему жить под одной крышей? Элисабет сказала, что он никогда ее не любил, просто жалел, и она всегда чувствовала свою ущербность от его жалости. А еще она призналась, что он, Ласаро, подарил ей счастье… Она действительно впервые почувствовала, что значит страсть, что значит быть желанной, ощутить себя женщиной, которую не жалеют, а искренне хотят…
Ласаро искренне желал только одного – как можно быстрее познакомиться с проживающими в Майами родственниками
Что до Элис, то тело у нее было очень даже ничего. Правда, таких у Ласаро имелся целый взвод. Но сейчас именно Элис заводила его больше всех. В этом плане Ласаро чем-то напоминал продажную девку, которая получает оргазм лишь от вида золотых краников на джакузи.
На взгляд Ласаро, привязанность Элис к ее бывшему мужу Хуану Мигелю и сыну Элиану доходила до абсурда. В его планах Элисабет играла ключевую роль, и он, как человек с гипертрофированно развитым собственническим инстинктом, с трудом терпел такое раздвоение. Однако он верил, что делить Элисабет с ее бывшей семьей оставалось недолго. Старое будет разрушено в угоду новому!
Ему было невдомек, что прошлое формирует будущее, а часто управляет им. Люди авантюрного склада пренебрежительно относятся к своим давним грешкам, не желают анализировать свои ошибочные поступки. Они думают, что, отмахнувшись от прошлого, быстрее достигнут финиша. Каково же бывает их удивление, когда на финише они встречаются со своим прошлым, и результат этого неожиданного свидания, по обыкновению, бывает очень печален.
По дороге к «возлюбленной» Ласаро совершил незапланированную остановку. Краем глаза он заметил на вымощенной аллейке у проезжей части знакомый силуэт.
– Надо же, Даяна! – вслух обронил он и нажал на педаль тормоза. Автомобиль со скрипом остановился рядом с девушкой, на груди которой висел рюкзак с малюткой. «Лада» потарахтела секунду и непроизвольно заглохла. Ласаро с трудом опустил стекло – ручка заедала.
– И на этом драндулете ты возишь туристов? – съехидничала девушка.
– Ты же знаешь, что это временно, – не выходя из машины, процедил сквозь зубы Ласаро, злясь на свою тарахтелку, которая никак не заводилась.
– У тебя все временно, – продолжила подтрунивать над бывшим сожителем красотка. – Хоть бы разок пришел навестить Хавьера… – немного смягчив тон, произнесла Даяна с укором. Карапуз, услышав свое имя, пробурчал что-то нечленораздельное.
– Зачем же приходить, если я его только что повидал, – бросил Ласаро на прощание, довольный, что машина завелась. Он нажал на педаль газа, без сожаления оставляя позади свою прежнюю любовь и не желая думать о судьбе существа, в жилах которого текла его кровь.
Добравшись до «Парадисо – Пунта – Аренас», он перестраховался, не став глушить мотор. Мало ли. Ласаро с ненавистью вспоминал свои бесплодные попытки проворачивания ключа зажигания ровно до тех пор, пока не почуял обволакивающий приятной истомой запах и не услышал нежный голосок Элисабет. Она уже запрыгнула на переднее сиденье его автомобиля и захлопнула за собой дверь.
– Ты опоздал на десять минут, – прошептала она ему на ухо.
– На то были веские причины, – пробормотал Ласаро, осыпая Элисабет поцелуями. Даже сейчас, после «сеанса одновременной игры», который устроила любвеобильная немка в отеле «Сибоней», Ласаро целовался не без удовольствия. Его влечение подстегивалось осознанием полного превосходства над доверчивой креолкой, коей суждено было превратиться в трамплин для его восхождения. Потом он скажет ей «адьос» и не станет играть в жалость, уподобляясь ее бывшему суженому. К тому же она сама призналась, что жалость только унижает. Верно. Он бросит ее без малейшего сожаления, как только наступит время. У миллионеров должна быть куча креолок, мулаток и чернокожих «чик».