90х60х90
Шрифт:
Вопросы, одни вопросы. И никакой надежды на ответ. Вопросы слишком самодостаточны, чтобы вместить в себя хоть малейший ключ к их разгадке.
И еще... обстоятельство, играющее против нее всегда, с самого начала их знакомства. С той поры, как впервые она чувствовала невыразимую, невыносимую, но и неизбывную привязанность к Павлу. Сковавшую и не дающую надежды на исход, на то, что ей столь необходимо в эти минуты. Они слишком похожи, слишком. Им и сейчас необходимо одно и тоже - утешение, - которого они ждут друг от друга с тайной надеждою, что другой в эти минуты окажется сильнее, увереннее в себе и сможет сказать простые слова, успокоившие бы разом. Несколько простых
– Всё?
– переспросила она, как бы отдавая эстафетную палочку Павлу, в нетерпении ожидая, - примет ли? решится?
– Да, всё, - подтвердил он, не поднимая головы и не отваживаясь принять дар. Лицо его исказилось. В этот момент она едва сдержала себя, чтобы не почувствовать того же, что чувствует он. Невыносимо быть так привязанными друг к другу. Почему это не чувствуется в телефонном разговоре, когда мысли свободны, а руки развязаны, готовы на любые действия, а лишь после встречи лицом к лицу? Только сейчас.
Она с трудом подняла руку и коснулась его затылка. Им необходимо разойтись, ей надо уйти. Немедля. Встать и уйти.
Павел поднял голову, посмотрел Серафиме в глаза. Поцеловал сосок ее груди, но это его действие так и осталось без внимания. Знает ли он, что она ничего не чувствует - или не замечает этого. Или же ему все равно?
Нет, бесполезно. Ведь и ей давно уже все равно. Она принимает его в себя для чего-то другого, чтобы почувствовать тяжесть его тела, ощутить его желание, вдохнуть чужую страсть, на миг соприкоснуться с ней. И, соприкоснувшись, отойти, убежденной в том, что она не одна. Что есть кто-то, кто нуждается в ней, испытывает потребность, в которой никогда так и не осмелится признаться.
Он никогда не сделает первый шаг, ведущий к разрыву, ему не нужны эти шаги. А значит, все придется делать ей самой.
Павел снова вдохнул запах ее остывающего тела. И произнес:
– Ты как, ничего?
Надо обязательно ответить так, как он просит.
– Да, - Серафима кивнула, едва подняв голову.
– В норме. Все хорошо. Все, как должно быть.
Он прошептал, едва разлепляя губы:
– Спасибо, - так тихо, словно обращался к самому себе. Она услышала, для нее обращение это не показалось странным. И, противясь самой себе, привлекла его на мгновение. Обняла и тотчас же отпустила.
Павел не пошевелился, точно ждал какого-то продолжения. Возможно, слова Серафимы и были тем продолжением, которого он ожидал.
– Не знаю, что я чувствую, - сказала она, не поднимая головы. И добавила: - Наверное, мне лучше уйти... побыть одной.
И тут же, точно боясь, что он не ответит, что, несмотря на все, согласится ее отпустить так просто, - после всего, что было меж ними, сегодня и всегда, - сказала:
– Завтра я тебе позвоню. Хорошо?
Павел никак не прореагировал на ее слова. Должен был, но не ответил, не просил продлить визит. Лишь когда истекли полминуты, сказал, обращаясь к кому-то, кого не было в комнате:
– Я должен был... ничего не попишешь, должен.
– Ты о ком?
– она не удивилась, что спросила именно так. Казалось, иначе и спросить нельзя было. Точно ответ был известен ей, и она хотела лишь услышать его из уст Павла.
– О Караеве. Ты же хотела спросить меня о нем, да?
И снова она не удивилась.
– Это так долго объяснять, - произнес он, наконец.
– Так долго. Не знаю, станешь ли ты меня слушать.
– Я всегда тебя слушаю.
– Услышишь ли...
Прежде он так не говорил. На мгновение
Она тут же пожалела об этом. Потому как именно они постарели на указанное число лет, постарели стремительно и необратимо, будто подгоняя и весь организм последовать их заразительному примеру. И, кажется, он покорился им и уже с некоей даже охотою был готов следовать неотвратимому.
– Наверное, я просто устал от всего этого...
– произнес он потухшим голосом.
– Просто устал от необходимости постоянно быть в форме, быть готовым, соответствовать, подавать надежды, выполнять и перевыполнять, предугадывать следующий этап, вырабатывать решения. И всегда знать при этом, что все твои действия не более чем крохотный шажок в направлении, не имеющем для тебя значения, шажок в то будущее, что ты не выбирал, к которому не стремился, которое пугает ночными кошмарами и дневными стрессами. Изо дня в день, каждый день, каждый неизбежный последующий день, слишком похожий на все предыдущие, неизменный, неколебимый, неотвратимый...
– он говорил, с каждым словом все тише и тише, уже не слыша и сам себя. Наконец замолчал вовсе. И подняв голову и встретившись с ней глазами, добавил: - Так просто всего не объяснить. Я сам не понимаю... пока еще. Когда-нибудь, конечно, пойму... в свое время. А сейчас остается жить и ждать, - и неожиданно сменив тему, сказал:
– Я давно уже собирался сделать это. Не знаю, сколько лет, просто давно, без датировки. Наверное, с тех пор, когда первый раз приехал на свою малую родину, в Спасопрокопьевск в качестве уполномоченного лица. Может, даже еще раньше, не знаю. Да и неважно это. Случай удачный подвернулся.... Нет, так нельзя говорить, просто...
Он ничего более не сказал.
– Когда я тебя попросила, ты уже был готов?
– Нет, - честно признался он.
– Одно дело мечтать и грезить, а совсем другое, давать обещания, за которые надо будет держать ответ. Так что...
– Я тебя уговорила.
– Я сам себя уговорил. Просто признал тот неоспоримый факт, что дальше будет хуже.
Услышав эти слова, в последующие мгновения Серафима почти завидовала ему. Она оказалась права, он смог вырваться, смог прорвать кокон и выйти из него и лепить новый кокон уже по собственному разумению, более просторный и удобный потому как редко какой человек может жить без кокона.
– И незаметно принял это как данность, как неизбежное. Может быть, заставил себя принять, но только самую малость, - Павел точно оправдывался перед кем.
– И очень удачно сложились обстоятельства. Обе горы сошлись к одному Магомету, не воспользоваться этим было бы...
– он оборвал себя и продолжил уже другим тоном и другими словами, - я не мог.
– Я понимаю.
– В первый раз, ты была права, обстоятельства сложились так, что я мог исполнить лишь твое желание... хорошо, что ты от него решила отказаться.
– Наверное. Прости, я так неловко предупредила тебя об изменении обстоятельств... да и сегодня тоже...
Он не обратил на ее слова никакого внимания, потому как уже принял их.
– Сегодня нам просто повезло, - неожиданно сказал он. Серафима кивнула. И почувствовала, что еще немного, еще несколько его слов, и она не сможет уйти. И что тогда?
– пыль, прах забвения, все построения, возведенные ранее, рассыплются как доминошный домик, от единственного толчка.
– Мы стали свободны.