94, или Охота на спящего Единокрыла
Шрифт:
— В принципе, ситуация нам ясна, — вновь обрел присущую ему уверенную манеру Курбский, — Прекрасная газета, но в силу ряда причин еще недостаточно раскрученная, нуждается в рекламодателях. Мы же нуждаемся в деньгах — так что, думаю, мы нашли друг друга. Рекламодатель, по сути есть везде, надо лишь отыскать его и склонить к рекламе посредством переговоров. Кстати, Сергей, я хотел уточнить — а где лучше всего эти переговоры проводить?
— Да прямо здесь и можете проводить, — благородно разрешил Оборотнян, усекая, что дело сделано. Курбский, правда, непроизвольно вздрогнул, вспомнив, во что влетели ему четыре наперстка кофе, но Обортнян, используя прием «отрицания отрицания», вернул его к жизни:
— Можно в «Дульмане» еще. В «Афанасии Никитине» еще неплохо кормят…
О, еще и кормить! Реклама « Дульмана» и «Никитина» аппетитно светилась на последней странице «The Moscow Star», и, исходя из «прайс-листа»
— Ну, всё, — завершил Оборотнян свой мастер-класс, — мне пора. Спешу на переговоры. И, обернувшись уже в дверях, загадочно добавил: «По номерам 939- не звоните. Там — МАФИЯ». И исчез. И в чем-то он, фигурально выражаясь, был безусловно прав.
Потрясенные, герои вышли на свежий предвосьмимартовский воздух.. Двое приблудных, откланявшись и пояснив необходимость вечернего клакирования Зураба Соткилавы, скрылись по направлению к Большому Театру, а заодно и с горизонта Большой Рекламы. Как и при зачатии Процесса, Отцы-основатели остались вдвоем. Неспешно, словно под тяжестью свалившихся на них необъятных перспектив, прошлепали они до Нового Арбата. «С нашей печатью — им, с их печатью — нам» — повторял про себя автор поведанное ему заклинание успеха. Теперь мы не просто шли по улице — внимание было приковано к оказавшемуся неожиданно большим числу рекламных щитов вокруг, над и под. Телефоны с пары из них один из героев тщательно переписал в заранее припасенный блокнотик — представленные на них фирмы могли бы, по его мнению, украсить собою и страницы ЕГО газеты… Курбский, отчаянно жалевший об отсутствии собственного блокнотика и клявший такую непредусмотрительность, советовал записать телефонов побольше. Но автор, будучи человеком в душе не жадным, быстро прикинул, что на первый месяц заработка с двух телефонов будет вполне достаточно. Впрочем, еще три штуки, качеством похуже, он все-таки записал на счет Курбского.
Так, незаметно, в светлых мечтах, Соискатели добрели до Дома Книги, где, возбужденные, методом, чуть позже названным «методом прямого напористого контакта», уже хотели было сходу «взять» неосмотрительно распахнувший свои двери компьютерный салон — но передумали. Справедливо решили не портить людям выходной, отложив Большую Охоту до девятого марта. Жить светлой мечте, таким образом, оставалось ровно два с половиной дня…
А потом был праздник, праздник вступления и инициации в новую, безбедную жизнь, заодно совмещенный с праздником женской солидарности, тем более, что женщин в комнате 1505 в тот день не присутствовало по принципиальным соображениям. Зато присутствовала упомянутая курица, которую Курбский виртуозно пожарил практически целиком на крошечной «дачной» сковородке. И вновь возник пресловутый спор о целесообразности использования столовых инструментов, особенно в данном случае, когда мы практически одни… Секундное замешательство разрешил сам автор чудесного кушанья. «У БОГАТЫХ свои причуды» — заметил он и решительно взялся рукой за истекающее жиром крыло…
Главным же парадоксом охоты на спящего единокрыла следует признать фактическую невозможность хотя бы в первом приближении установить сам факт свершившейся охоты. И, как следствие, определить её итоговый результат. Некоторая временная расплывчатость, свойственная крайним точкам начала и конца мероприятия, приводит к тому, что в целом продолжительность охоты легко может колебаться от мгновенной и до практически бесконечной.
На практике это зачастую приводит к тому, что часть охотников (особенно это касается молодых, необстрелянных бойцов) в счастливом возбуждении возвращается в исходное положение — и лишь затем, к полному собственному изумлению, обнаруживает, что настоящая охота для них, по сути, еще и не начиналась. И наоборот, когда матёрые ветераны, будто бы не чувствуя уже свалившейся на них тяжести добычи, упорно продолжают пробираться сквозь чащу к неведомой цели, пока в один прекрасный миг не осознают того, что всё уже давно позади, и от сжатого в руке последнего единокрыльего пера прямо на глазах не остается ровным счетом ничего.
Но в любом случае подлинная суть охоты на спящего единокрыла если и открывается, то много или хотя бы несколько времени спустя самой охоты.
Утро 9 марта 1994 года выдалось погруженным в сладостные мечтания. Женщины вокруг, несмотря на отшумевший уже одноименный праздник, были по-прежнему прекрасны, но не они занимали в голове одного из героев первое место, и даже не второе. Россыпи драгоценностей, золотые слитки и туго перетянутые пачки различных национальных валют мерещились ему в таком изобилии, будто бы в мозгу его, в дополнение к работающим,
В тот же день в далеком Лос-Анджелесе скончался знаменитый американский писатель Чарльз Буковски. Сей автор, как известно, в своем творчестве неустанно воспевал безусловный примат общебуржуазных и семейных ценностей над сознательным «дауншифтингом», половой распущенностью и препаратами, расширяющими сознание… вернее, как раз как бы наоборот воспевал — ив чем-то это выглядело символичным. Завершение земного пути известного алкоголика и дебоши.. (зачеркнуто) прославленного поэта и прозаика будто бы ставило некую умозрительную точку: так и нам отныне предстояло из прежних бедных, но свободных дней воспарить в светлый мир душевного равновесия и финансового благополучия. Да, отчасти расставание это выглядело чуточку грустным, но… «Но такова цена, которую мы должны за будущее процветание нас, наших близких, наших будущих детей и…» — вновь нравоучительно напомнил себе автор и, будто бы и не весомый «преддипломник», а едва-едва сдавший свой самый первый зачет первокур, весело, можно даже сказать «вприпрыжку», поскакал к общежитию на Ч-ской улице. Впереди его ждал несомненный Успех, а, стало быть, рядом неизбежно сопутствующих ему негативных факторов можно было с чистой совестью пренебречь.
Конечно, несмотря на то, что в рекламе к тому моменту мы были уже три с лишним дня, некоторые секреты этого ремесла были для нас все еще временно недоступны. В частности, не совсем четко выглядели детали того, как Рекламодатель с экранов телевизоров, рекламных щитов, листовок, а также со страниц других газет — никчемных и неэффективных в плане рекламы, конечно! — плавно перемещается на голубоватые полосы Нашей газеты (а за истекший срок мы уже привыкли считать это прогрессивное издание по-настоящему Своим), перейдя попутно на малодоступный населению, за исключением слов fuck и shit, английский. Подтянуть уровень образованности сограждан до привычки начинать день с душистого порриджа и свежей «The Moscow Star» смотрелось, очевидно, оптимальным маркетинговым ходом, но на данном временном отрезке такая задача представлялась нам все-таки в элементарных функциях неразрешимой. То есть, где-то на интуитивном уровне было ясно, что Клиент склоняется к Публикации именно в процессе «переговоров», но тогда во весь рост вставала проблема организации самих «переговоров»… Маэстро же Оборотнян, как уже отмечалось, этот момент в своем программном выступлении как-то упустил, полагая, видимо, само собой разумеющимся, а может, желая подстегнуть и поощрить здоровую самостоятельность своих новых сотрудников и, не побоюсь этого слова, коллег по цеху.
Впрочем, не стоило забывать об уже записанных в волшебную книжечку двух телефонах. Вдобавок к этому, на праздниках автор, оторвавшись на мгновение от сладких грез, позвонил папе одного своего одноклассника (не один же Рожаев, надо понимать, навещал в этой жизни начальную школу), каковой папа, по слухам, в свое время трудился в некоем секретном НИИ аж с самим Борисом Березовским и даже как-то однажды якобы ссудил будущему серому кардиналу российской политики трояк до получки. Будущий серый кардинал, надо отдать ему должное, этой крупицы доброты не забыл и спустя некий срок взял папу в свою могущественную империю на какую-никакую, а все-таки должность. Все эти разрозненные факты папа в телефонном разговоре подтвердил, на правах старого приятеля немного покритиковал политическую платформу своего бывшего должника, а в завершение беседы продиктовал номер некоего деятеля, который в могущественной империи будущего гражданина Еленина будто бы «сидел на всей рекламе». В общем, автор справедливо рассудил, что к своему первому рабочему дню он подошел, как ни крути, в полном всеоружии, с каковой уверенностью он и постучал в милую его сердцу дверь комнаты 1505…
Первое впечатление, как водится, оказалось и самым верным. А было это впечатление таким, что Курбский тоже времени даром не терял, набрав, выражаясь спортивным языком, отличную форму. В присущем ему состоянии крайне лихорадочного возбуждения, Старина сидел на полу перед телефоном, а повсюду вокруг него в беспорядке валялись искромсанные и изорванные газеты. В руках его была тонкая школьная тетрадка за некогда три копейки, в которой Сергей прямо на весу торопливо делал какие-то пометки.
— Ну что! — довольным голосом известил он новоприбывшему автору, — Дело пошло! Многие УЖЕ соглашаются!!!