990 000 евро
Шрифт:
Она сделала это с моими подмышками, снова загнав меня в ванную, и именно тогда к нам в номер снова постучали.
Николь нахмурилась и строго сказала:
– Сиди здесь, не дергайся. Можешь пока еще раз помыться – хуже не будет.
Потом она вышла, и я услышал несколько приглушенных голосов из гостиной. Голоса звучали тихо и вежливо, но упрямо и настойчиво – с такими интонациями обычно просят денег уличные попрошайки, и я сразу догадался, что к нам явились клерки со счетами за номер.
Впрочем, Николь их довольно быстро отбрила –
– Демиурги приходили? – вспомнил я ее комментарии.
– Ага, – рассеянно кивнула она. – Демиурги, копрофаги, некрофилы, адвокаты…
Я подивился этому странному перечислению, возвращающему меня в полузабытую гражданскую жизнь, но комментировать ничего не стал, усевшись в кресло рядом с ней.
Николь повернулась, и ее миловидное лицо вдруг исказили жесткие, резкие черты:
– Значит, так, пацан ты мой нереальный. Я сейчас звоню одному знакомому барыге, ты его, кстати, видел уже. И если он вписывается в эту тему, ты уже никуда не спрыгиваешь, понял? Работаем вместе, и никаких виляний жопой!
Я пожал плечами – мне действительно было все равно. Если Ганс договорится с Сусликом, мы можем до самого приказа бродить по столичным кабакам – главное, больше Акуле на глаза не попадаться.
Я открыл было рот, чтобы рассказать Николь об этом, но она властно подняла руку, приказывая мне молчать, и заговорила в телефон каким-то незнакомым, твердым и уверенным до дерзости голосом:
– Здравствуй, дорогой! Проснулся? Уже на совещании? Трудолюбивый ты мой, у меня есть тема. Вот именно с этими рейнджерами тема. Да, еще в «Хошимине», в апартаментах. Да, вторые сутки тоже надо оплатить и третьи, как минимум. Ну не зуди, любимый – если тема выгорит, ты получишь в сто раз больше! Бля, я говорю, в тысячу раз больше получишь, ты же меня знаешь! Да, с этим самым. Давай по телефону без фамилий. Похож – не то слово. Один в один просто, я его тут подчистила в разных местах – теперь приодеть осталось и все, город наш. Нет, гардероб я уж, так и быть, сама оплачу, не печалься. С тебя апартаменты и еще надо будет подсветить нас вечером, в тусне. Кстати, а где наш прототип сейчас обретается? Где? Ха-ха, а мужики-то не знают! Значит, у нас месяц есть, как минимум. Что? Пигмалион? Смешно, да, сейчас понимаю. Ну ладно, целую. Там тоже целую. Хорошо, завтра точно поцелую везде. Все, бывай!
Она отключила трубу, но по-прежнему смотрела в потолок, игнорируя мое напряженное молчание.
Я скромно кашлянул, чтобы напомнить о своем существовании, и Николь повернулась ко мне:
– Слушай, а ты вроде не совсем полный идиот, как твой приятель? Словарный запас у тебя побогаче. Учился, что ли, или так, по подворотням нахватался?
Я остолбенел от возмущения – клубная шлюха критикует мой словарный запас!
Николь заметила мою реакцию и взяла тоном пониже:
– Да ладно, не трепыхайте так крылами, корнет. Ты скажи лучше, писателя такого, Шоу, читал когда-нибудь?
Я расправил плечи и, гордый от распирающих меня познаний, торжественно переспросил:
– Которого – Бернарда или Ирвина?
Николь похлопала маленькими ладошками у меня перед носом и удовлетворенно кивнула:
– Слава богу, нашего Пигмалиона хотя бы языку учить не придется.
До меня наконец дошло, что именно она хотела спросить, и я неуклюже сострил:
– В первоисточнике все свадьбой закончилось. Ты меня в финале тоже замуж выдашь?
Николь вздохнула:
– За такие деньги ты у меня дважды в день будешь замуж выходить.
Я не стал ей возражать, потому что уже заметил, что мне не хочется ей возражать. Я даже испугался, что она может передумать и просто уйдет сейчас из номера – где я потом ее найду? Поэтому я только кивнул и молча смотрел на нее, незаметно вдыхая ее волнующий запах.
– Если все пойдет как надо, получим по лимону, а то и больше, – сказала она, тронув меня за плечо и обведя другой рукой пейзаж за окном – дескать, весь мир у наших ног.
Я опять кивнул, даже не вникая в смысл сказанного, но потом вдруг осознал, что за сумму она озвучила.
– По миллиону? Рублей? – глупо переспросил я, уже зная, что точно не рублей и даже не монгольских тугриков.
– По миллиону евро, пацан, – насупившись, сказала она. – Это как минимум. Так что, если ты, падла, не будешь работать как следует, я ночью выстригу все волосы у тебя в паху!
Я поднял руки бритыми подмышками вверх и умоляюще сказал:
– Только не это, сестренка!
Она одобрительно покачала кудряшками, пристально разглядывая меня, а потом с неожиданной теплотой улыбнулась:
– А что ты там все время принюхиваешься, солдат? Хочешь?
Я радостно замычал, онемев от счастья, тут же спрыгнул с кресла и принялся выплясывать вокруг нее в радостном нетерпении. Николь бережно сняла свои меховые трусики и, удобно расположившись на диване, строго сказала:
– Прическу не помни, Пигмалион хренов. Не для тебя сделана.
Глава четвертая
Второй раз в жизни я забирался в лимузин, но уже помнил, что самые удобные места там расположены в конце салона – можно не просто вытянуть ноги, но даже лечь, если приспичит.
Приспичило не мне, а Гансу, но Николь рявкнула на него, чтобы не мял костюм, и Ганс послушно поднялся с кожаных сидений, сев возле дверей и хмуро глядя оттуда на разъяренную блондинку.
Последние два часа Николь была не в духе, и виноват был в этом Ганс. Он вернулся в «Хошимин», как и обещал, к трем часам дня, но в такой видимой невооруженным глазом безумной истерике, что даже охранники на входе расступились перед ним, не желая связываться с очевидно ненормальным, свихнувшимся типом.