990 000 евро
Шрифт:
– Внимание! Всем очистить помещение! Не мешать проезду машин. Вы находитесь на территории частного домовладения. Немедленно покинуть гаражный выезд!
Я добежал до угла, встал там, осторожно высунул голову и успел увидеть, как Акула со своими холуями неуверенно отступает перед яростно сигналящим джипом.
Едва машина проехала, жалюзи заскользили вниз, и, когда раздался успокоительный щелчок фиксатора, над моим ухом снова раздалось знакомое сопение:
– Кажись, пронесло…
– Проносит только в туалете, –
Я осмотрелся. Мы стояли в небольшом, но очень чистом и красивом дворике, окруженном с трех сторон зеркальными витринными стенами, через которые, как я догадывался, нас было отлично видно. Зато мы видели только свои отражения – две несоразмерные фигуры, затравленно жмущиеся к ближайшей стенке дома.
Ганс облизал пересохшие губы и просительно поднял глаза к видеокамере над моей головой:
– Нам бы водички попить, браток…
– …А то переспать не с кем? – закончил охранник и загоготал на весь двор: – Ладно, дуйте ко мне, дезертиры, мля, Восточного фронта.
Пару минут мы недоуменно озирались по сторонам, пока наконец не увидели, как в одной из зеркальных стен отъезжает панель.
Ганс подождал, пока я пройду вперед, и потом еще долго возился у меня за спиной, натягивая гимнастерку и подтягивая ремень.
– Да ладно прихорашиваться там, противные. Шагайте уже, – поторопил охранник, и я вошел внутрь небольшого темного холла, обставленного дорогой кожаной мебелью. При таком освещении, да еще и без очков, у меня начиналось что-то вроде куриной слепоты – я видел только силуэты и тени, не больше.
– Направо по коридору, – подсказал охранник уже из внутренних динамиков, и я понял, что камер тут понатыкано больше, чем ползает клопов у нас в казарме.
Кстати, о казарме. Через час вечерняя поверка, и, если не дать знать Суслику, что мы опаздываем, поднимется совершенно ненужный перед дембелем скандал.
Я прошел по коридору, увидел в конце дверь, подошел поближе и прочитал: «Не стучать. Служебный вход».
Разумеется, я постучал.
Ответа не было, и я нажал на ручку.
За дверью оказалось неожиданно просторное помещение, занятое двумя барными стойками, маленькой и большой, и огромным танцевальным залом. Этот зал был полон странного вида мужчинами, в которых я с ужасом опознал неоднократно виданных мною по телевизору гомосексуалистов. Некоторые мужчины танцевали, разбившись на пары, но большая часть просто стояла, озираясь по сторонам с коктейлями в руках. Костюмы отдельных посетителей показались мне чересчур вычурными даже для такого заведения.
– Вы куда ломанулись, придурки?! – услышал я яростный шепот сзади и, повернувшись, увидел искаженное злостью лицо охранника, немолодого мужика в черной форме, смахивающей на эсэсовскую.
Мы с Гансом замерли на входе, потом я начал осторожно пятиться назад, но мне мешал мускулистый живот Ганса, упиравшийся прямо в мою тощую задницу.
– Антон, представь нам поскорее наших новых гостей! – проворковал вдруг какой-то напомаженный хмырь в костюме Арлекино, и охранник, встав передо мной и чувствительно пнув меня в бок локтем, сообщил со сдержанной гримасой:
– Господа, Василий Теркин и сержант Чонкин прибыли на наш костюмированный бал! Встречайте!
– Бля, во попали… – услышал я всхлип сзади.
– Могу и на выход проводить, – шепотом отозвался на это охранник. – Правда, вас там еще дожидаются.
– Ах, проходите, дорогие гости, – жеманно защебетал Арлекин, хлопая пухлыми ладошками, и вокруг тоже все захлопали, на удивление приветливо улыбаясь нам.
Я сделал шаг вперед, потом еще один, а потом смог даже улыбнуться разодетой толпе.
– Ну, удачи вам, орлы, – услышал я прощальный смешок охранника и хлопок закрываемой служебной двери.
Я еще раз сделал «чи-из» всем сразу и обернулся посмотреть на Ганса.
Этот придурок встал у меня за спиной, расправив плечи, и, презрительно выставив челюсть вперед, по-пацански четко сплевывал на пол вокруг себя, словно отгоняя злых духов. Впрочем, у них там, в Саратове, педрилы, наверное, и впрямь приравнены к нечистой силе. А вот у нас в Питере они даже маршем как-то прошлись по Невскому проспекту, и им в бубен никто из пацанов настучать не успел. Потому что толерантный у нас город, не то что этот отсталый Саратов.
– Ах, как мило… Ах, как похоже вы пародируете наше российское быдло, – глядя на Ганса, захлопало в ладоши существо, похожее на Мальвину из фильма про Буратино.
Я быстро взял Ганса за вспотевшую ладонь и повел вперед, всерьез размышляя только об одном – что лучше: пересидеть пару часов в этом петушатнике-бедламе или получить прямой в челюсть от Акулы, зато в привычной обстановке.
– Вы позволите, я помогу вашему другу? – остановила меня Мальвина, приобняв Ганса за пузо и старательными, нарочито медленными движениями поправляя ему ремень.
Ганс весь покраснел, от бритой макушки до бычьей шеи, а Мальвина, глядя ему в глаза, сказала:
– Вам душно, дорогуша? Может быть, пройдем в Зимний сад? Ах, какие там сейчас расцвели орхидеи!
Ганс окаменел телом и лицом, и только широко распахнутые глаза приятеля, обращенные ко мне, выражали переполнявшие его чувства.
– Нет, дорогая, – твердо сказал я Мальвине. – Мой… э-э… друг пойдет со мной.
– Какая же я вам «дорогая», – надула губки Мальвина. – Вы что, не узнаете моего персонажа?
– Не-а, – честно ответил я, близоруко щурясь.
– Вы что, шутите? Я – Сергей Зверев! – гордо сказала Мальвина, и тогда Ганс, невнятно матерясь, попер от нас напролом, сдвигая мощным корпусом столы и стулья, в самый темный угол заведения.