99942
Шрифт:
Разумеется.
5
Воскресенье началось в обед. Контрастным душем, сипящими ругательствами, аспирином, робкими попытками прибраться, бульоном из кубиков и литрами чая.
Максим ощущал себя до тошноты слабым и неуклюжим: кости – тяжёлые и вибрирующие, мышцы – вялые и ноющие. Наверное, так чувствует себя избежавшая духовки отбивная: запечь – не запекли, но отбили и замариновали на славу.
Несколько раз звонили с работы: Паша Кикоть искал с кем махнуться вторничным дежурством, начальник объявил, что через две недели организует баню – юбилей, Светка
Ответ нашёлся довольно быстро.
Обман. Дезинформация. Не было никакого свечения позапрошлой ночью, и уж тем более столь щедрого на спецэффекты. Никакого сияния… вернее, сияние имелось, но совсем не то и совсем не тогда.
Правда, как часто случается, лежала посредине, без надгробного камня. Но её вечный удел – всплывать, удел незавидный, хотя бы потому, что снова приходится нырять.
Вчерашние информационные утопленники оказались лже-новостями, умелой атакой на сайты сотни умельцев. Из краткосрочного сияния сварганили сетевой флешмоб.
Голубовато-белое свечение длилось над Америкой всего несколько секунд, причём, небо моргнуло не вчера, а год назад. Зачем раздувать краткосрочную вспышку в обман такого масштаба, творить фальшивое светопреставление? Отметить подобным образом годовщину? Хотя, почему нет? Раздуваем ведь ценность своих никчёмных жизней до размеров вселенной…
Грёбаный шведский стол интернетовских новостей. Как писал Станислав Ежи Лец: "Сложнее всего с правдой в те времена, когда всё может оказаться правдой".
Максим посмотрел на чёрный прямоугольник ТВ-панели (если бы не "просроченное" кабельное, возможно, он не пополнил бы списки обманутых), затем перевёл взгляд на монитор.
Интернет был пуст от фальшивого трансцендентального сияния. Опомнились – вычистили, что смогли. Остались крошки. И кипело приготовление к новой трапезе – вовсю обсуждалась годовщина необычного свечения в небе над Америкой, а также сам информационный флешмоб.
Как иначе?…
Рухнувший метеорит – даже выдуманный – поднимает в воздух кучу пыли.
ХОДЖС
Когда перемены вдруг всё-таки доходят до сознания, они всегда неожиданны.
Стивен Кинг, "Туман"
1
Лифт пришлось ждать долго. Автоматизированный мерзавец катался, как сообщали цифры на электронном табло, между первым и третьим этажом, не желая совершить небольшой рывок вверх. Видимо, кто-то солидно отоварился стройматериалами или по одному спускал деток на променад, не рискуя всем выводком сразу. Проще было плюнуть и воспользоваться услугами лестницы – благо эшеровских пространственных парадоксов за ней не замечалось, – но Максим продолжал пялиться на сменяющие друг друга числа, словно желая продемонстрировать разбитному утру понедельника свою дюжую выдержку и не менее сильную лень. Делать лишние движения не хотелось. Даже несмотря на относительную трезвость вчерашнего дня – "лечебное" пиво не в счёт.
В шахте пиликнуло, и двери медленно открылись.
– Вам
– Вниз, – подтвердил Максим.
– А мне вверх.
– Ничего, проедусь за компанию.
Тронулись.
– Что, прочистили вонючку, – сказал строитель, поводя носом. – И года не прошло.
– И точно, – тоже принюхавшись, удивился Максим, все эти дни даже не вспоминающий о проблеме мусоропровода… о проблеме из прошлой жизни.
Разумеется, строителю приспичило на верхний этаж. Максим терпеливо вынес и это испытание. Спускаясь, он поставил последнюю сигарету на то, что кабина лифта сделает внеплановую остановку и пополнится обществом Егорыча, совершающего паломничество к почтовому ящику, но попутчиков не оказалось. И на том спасибо.
Он вышел из подъезда, катая между пальцами не сработавшую ставку, достал зажигалку, сунул фильтр в зубы, чертыхнулся, когда из размятой сигареты сыпанул табак, переломил тщедушное тельце и швырнул в мусорную урну. Не попал. Снова чертыхнувшись, Максим поднял мусор и направил по назначению: двухочковый бросок с зависанием над кольцом.
На другой стороне подъездной дорожки за проволочным забором холмился битый бетон. Когда-то здесь пыхтел небольшой металлообрабатывающий цех, потом квартировали продуктовые склады, затем пришло время экскаваторов и зычных команд: "Вали нахрен эту стену!… Да не эту, дебил!" Один из демонов разрушения, перекрыв гусеницами узкую траншею, спал с низко опущенной головой гидромолота, почти касаясь зубилом обломков старого фундамента. Убаюканный сытостью механический стервятник. В ста метрах левее прорастали стены будущей парковки, над которыми высились три башенных крана. Неподвижность поворотных частей жёлтых громадин будила ассоциации с провалившимся нашествием марсиан. Роман Уэллса Максим помнил лишь на уровне аннотации, а вот одна из иллюстраций врезалась в память – возвышающиеся над землёй гиганты, мёртвые, но величественные.
Человек не мог по-другому: создавал новое, не разрушив до конца старое. Делал ремонт, строил отношения, управлял страной… Старое, приговорённое к забвению, и новое, запрограммированное на будущее, но ещё не доведённое до ума, соприкасались на территории стройки, как подростки из семей с разным социальным статусом. Родители противились этой дружбе, но за пределами квартир теряли свою власть. Богача и нищего соединял мир между прошлым и будущим, мир строительной площадки.
Цилиндр энергоприёмника целился в раскалённое небо. "Огромный, собака, – в который раз подумал Максим, – похоже, накопитель и распределитель в одном флаконе, всю будущую инфраструктуру на него повесят". Джоуль-модем смонтировали первым делом, чтобы кормить агенты-ресиверы кранов, экскаваторов и прочей техники, – своеобразная полевая, а, вернее, строительная кухня.
Максим сбежал по пандусу, достал брелок и уже собирался открыть припаркованный под окном "Форд", когда увидел "декор" кузова, появившийся за запойные выходные.
– Твою мать!
От водительской двери до задней фары ползла уродливая царапина. Глубокая рана – до грунта и металла, – в сравнении с которой метка от гвоздя выглядела бы предупреждающим покраснением. Подобный след оставляет большой ключ или стамеска. Максим легко мог представить даже ублюдка, проходящего мимо автомобиля с зажатым в руке карманным плугом.