А где же третий? (Третий полицейский)
Шрифт:
Я понял, что мне уже давно пора уходить, и с трудом поднял себя на ноги — словно взбирался на забор. Проведя ослабевшей рукой по раскаленному своему челу, я сказал на прощание:
— Сдается мне, что все это в крайней степени акателектично [25] .
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Когда я проник назад в первую комнату, то обнаружил там двух человек — сержанта Отвагсона и господина Гилэни, и то, что я услышал, тут же дало мне понять: они обсуждают проблему велосипедов.
25
Рассказчик и сам начинает изъясняться подстать полицейскому МакПатрульскину и, вместо «акаталептично» («непостижимо,
— Не доверяю я этим трехскоростным велосипедам, — говорил сержант, — совершенно не доверяю. Эта новомодная новинка — сущее наказание для ног, и половина дорожных происшествий из-за них.
— Зато, когда ездишь по холмам — одно удовольствие, вроде как с мотором, который толкает тебя в гору, — возразил Гилэни. — Точно тебе говорю — едешь — будто маленький бензиновый моторчик у велосипеда или вроде как брюки подколоты еще одной парой булавок. — Возможно, но такой велосипед трудно настраивать, — продолжал гнуть свою линию сержант, — если перетянуть винты на той железной штуке, что с него свисает, педали плохо схватываются на ногу. Никогда не остановишься на нем так, как тебе хочется. Мне эти трехскоростные напоминают зубные протезы, которые плохо пригнаны во рту.
— Это все враки, все наговоры, — не соглашался Гилэни.
— Или колки на дешевых скрипках, знаешь, на которых на ярмарках играют, или тощую жену в продавленной кровати холодным весенним утром.
— Нет, не согласен, — упрямился Гилэни.
— Или дешевое черное пиво в больном желудке.
— Упаси меня и от такого пива, и от больного желудка, — воскликнул Гилэни.
Тут сержант, увидев меня краем глаза, повернулся ко мне и перевел все свое внимание с Гилэни на меня.
— Ага, наверняка МакПатрульскин развлекал вас своими разговорами, — сказал сержант.
— Он был в крайней степени пояснителен, — сказал я сухо (неужели теперь и я сам буду постоянно так изъясняться, подумал я).
— Наш МакПатрульскин весьма комичная личность, — заявил сержант, — ходячая мастерская. Можно даже было бы подумать, что он постоянно что-то делает с какими-то там проволочками, механизмами и паровыми машинами.
— Так оно и есть, — подтвердил я.
— Он к тому же напичкан музыкой и мелодиями, — добавил сержант, — темпоральный человек, преходящий, представляет собой угрозу для рассудка.
— Ладно, так как насчет велосипеда? — спросил Гилэни.
— Велосипед будет найден, — твердо заявил сержант, — и будет разыскан, и будет вручен своему законному владельцу в полном соответствии с законом и правом собственности. А вы не желали бы посодействовать в розысках? — спросил сержант, обращаясь ко мне.
И я почему-то ответил:
— Я бы не возражал
Сержант провел некоторое время у зеркала — с открытым ртом, изучая свои зубы. Закрыв рот, он натянул на ноги краги и взял в руки трость, чем показал, что готов отправиться в путь. Гилэни уже стоял у двери и что-то с ней делал, чтобы выпустить нас. Его действия увенчались успехом, и, выйдя из дома, мы оказались в самом разгаре солнечного дня.
— На тот случай, если мы не обнаружим исчезнувший велосипед до того времени, когда положено вкушать пищу, — объявил сержант, — я оставил официальный меморандум, с тем чтобы сержант Лисс с ним персонально ознакомился и был осведомлен о res ipsa [26] .
— А как ты относишься к педалям типа «крысоловки»? — спросил Гилэни.
— А кто этот Лисс? — спросил я одновременно с Гилэни.
— Лисс — это наш третий полицейский, — пояснил сержант, — но мы никогда его не видим и не имеем о нем каких-либо сведений, потому что он постоянно пребывает в патрулировании вверенного ему участка и возвращается в казарму лишь глубокой ночью, когда даже барсуки спят, и лишь для того, чтобы сделать запись в дежурной книге. Он совершенно безумен, никогда не опрашивает людей, но неустанно записывает показания. Если бы педали типа «крысоловки» получили всеобщее распространение, то велосипедам пришел бы конец и люди бы дохли как мухи.
26
О том, что происходит (лат.). (Прим. пер.)
— А что привело полицейского Лисса к сумасшествию? — продолжал я расспросы.
— Истинного уразумения того, что же явилось главной причиной такого состояния Лисса, я не достиг, — охотно отвечал сержант. — Не получил я и никакой информативной информации касательно до его состояния, но мне известно, что полицейский Лисс в течение целого часа пребывал в частной комнате один на один с МакПатрульскиным, в некий день 23 июня, и после того дня он ни с кем не обмолвился ни единым словом и с тех пор пребывает в состоянии полного умопомрачения — проще сказать, он совершенно чокнутый и с придурью. Кстати, я тебе рассказывал, как однажды я беседовал с инспектором О’Ккурки насчет этих самых педалей. Я ему сказал: почему их вообще не запретят или не ограничат доступ к ним, как, например, это сделано с цианистым калием, который можно купить только в аптеке и лишь по особому рецепту, да еще и в книге нужно расписаться, и при этом все равно его не продадут тебе, если ты не выглядишь как ответственная личность. Так и с этими педалями должно быть.
— Зато, когда ездишь по холмам — они как раз то, что нужно, — гнул свое Гилэни.
Сержант плюнул на сухую землю.
— Тут нужно особое постановление парламента, вот что я тебе скажу, — сказал сержант, — особое постановление парламента.
— А куда мы, собственно, идем? — поинтересовался я. — В каком направлении движемся, куда направляемся, или, быть может, мы откуда-то просто возвращаемся?
Мы пребывали в весьма необычной местности. Вокруг нас располагались голубые горы, правда, на расстоянии, которое обычно называют почтительным; на склонах гор кое-где виднелись тоненькие извилистые белые полоски бурных потоков. Создавалось впечатление, что горы эти обступают нас, наступают на нас со всех сторон и как-то давят на психику. На полпути к этим горам видимость улучшалась, и я мог ясно разглядеть пригорки, низины, большие участки прекрасных заливных лугов и торфяников; там и сям виднелись люди, работавшие посреди этого ландшафта с какими-то длинными орудиями в руках; ветер доносил их голоса. Был слышен даже меланхоличный скрип двигающихся по дорогам повозок. В некоторых местах были ясно различимы белые домики и коровы, ищущие, где бы им пощипать травки. С ближнего дерева неряшливо сорвалась стая ворон и траурно полетела в сторону поля, на котором рассыпались белыми пятнышками по зеленому фону овцы, облаченные в прекрасные каракулевые шубы.
— Мы идем туда, куда идем, — с немалой задержкой отозвался на мой вопрос сержант, — и движемся мы в нужном направлении, которое приведет нас к месту, находящемуся совсем рядом с тем местом, которое нам нужно... Но есть одна вещь, которая еще более опасна, чем эти новомодные педали.
Отвагсон неожиданно свернул с дороги и направился к какой-то изгороди. Мы последовали за ним.
— Бесчестно говорить о педалях таким образом, — возмутился Гилэни. — В течение многих поколений, поколение за поколением, в моей семье было принято использовать эти педали. Сколько ботинок их крутило, вперед-назад, вперед-назад, и все мои родичи, как и положено почтенным людям, умерли в собственной постели, за исключением двоюродного брата, который зачем-то полез в работающую паровую молотилку.
— Есть одна вещь, которая еще более опасна, чем эти твои любимые педали, — повторил сержант, — и это плохо закрепленная вставная челюсть. Эта штука совершенно убийственна, и если ее проглотить, долго после этого не протянешь, потому что это ведет, хотя и непрямым образом, к асфиксии [27] .
— Но ведь никакой опасности проглотить педаль-«крысоловку» нет! — воскликнул Гилэни.
— Если носишь вставную челюсть, нужно иметь хорошие зажимы, — продолжал свое сержант, — и массу красного сургуча, чтоб закрепить эту вставную челюсть на небе во рту. А ну-ка посмотрите на тот куст, точнее под него, выглядит подозрительно, но ордера на осмотр не нужно.
27
Асфиксия — удушение, потеря дыхания, удушье. (Прим. пер.)