А любить никто не хотел
Шрифт:
Поддавшись очередному приступу паники, она бегом, через ступеньку, несмотря на узкую длинную юбку, поднялась на третий этаж, трясущейся рукой вставила ключ в замочную скважину и дважды резко повернула его.
«Лишь бы в самом деле милицию не вызвали», – испуганно подумала Анна, переступив порог съёмного жилища и закрываясь изнутри на все засовы: два ключа, верхний и нижний; массивная щеколда; цепочка.
Пересилив себя, женщина посмотрела в глазок, но ничего на лестничной площадке не увидела. Темно. Хотя нет, от двери квартиры напротив бесшумно отделилась тень человека и шагнула прямо к ней, пристально посмотрела на неё через глазок с обратной стороны. Вот и всё! Смерть нашла её! Пришла
Испугавшись собственного вскрика, Анна с силой зажала рот обоими ладонями. Растеряв последние остатки воли, она опустилась на пол, подперев спиной дверь, словно могла укрепить её в дополнение к запорам, что уже имелись, но доверять им не стоило. Тот, кто пришёл за ней, силён и зол. Он одним махом вырвет железную дверь вместе со всеми замками да косяками, войдёт в тесную прихожую и…
Анна беззвучно заплакала.
Прошло около получаса, прежде чем женщина успокоилась, прислушалась и поняла, абсолютно ничего не происходит. Зря она накручивает себя до подобного состояния. Так и до психиатрической больницы недалеко. Но как же она устала жить в постоянном страхе. Может, и в самом деле, пусть он уже найдёт её, и всё кончится. Невозможно же больше терпеть. Хватит!
Стоп! А что, если в этом спасение и есть? Кто догадается искать её среди умалишённых?
И на что только она, дура, рассчитывала, когда согласилась совершить то, чего сделать не могла в принципе. Убить! Людей: женщин, стариков! Ну, этих ещё ладно. Сами виноваты, что не живут, как люди. Но детей! Их-то за что?! Дети не виноваты в разборках взрослых! И не понимали этого только гнусные фашисты.
Хотя, кого она обманывает? Себя? Так это бессмысленно, ибо невозможно. Уж она-то получше многих других знает, что те, кто окружал её последние годы и кому она помогала по мере сил своих, ничем не лучше арийских фанатиков. А то и похуже. Стократ. Вспомнить хотя бы заложников в московском театре. Но она-то, советская девушка, октябрёнок, пионерка хоть и была всё это время с ними, безжалостными убийцами – всё равно, не такая.
Однако в ту пору ей во чтобы то ни стало требовалось одно – спасти свою жизнь. И она пообещала убить других. Маленьких, беззащитных, доверчивых. Дабы жить самой – такой же маленькой и беззащитной.
И вместе с тем то, что никогда и никого не убьёт, Анна знала даже когда давала клятву бандитам. Она просто любила одного из них. Настолько сильно любила, что и звали её тогда иначе. Необычайно красивое и мелодичное имя. И означает тоже самое каким и является само по себе. Красивая. Она – красивая. И это он, её любимый и единственный, придумал ей такое имя, когда несколько лет назад она вместе с ним приехала жить в его дом. Навсегда приехала. Так бывает. Что же ей теперь за то, обязательно сдохнуть? Умереть за то, что искренне любила? Разве это правильно?
И вдруг, как вспышка. Взрыв, разрушающий всё, что ею было столь непрочно построено, ибо уже и фундамент был заложен неверно. С грубейшими ошибками. И все эти годы Анна обманывала сама себя. Она же даже не та, за кого уже довольно долгое время. Она – не Анна. И никогда ею не была. У неё совсем другое имя. И даже не то, каким называл её он, её муж. Единственный и любимый.
Но так ли уж сильно она его любила, чтобы забыть саму себя?! Правда – правда, любила? Или же просто жалела? И вот за жалость она теперь и расплачивается.
Никогда никого не жалей! Никогда никого не люби! Ни к кому и ни к чему не привязывайся. Только в этом случае, ты будешь по-настоящему силён, и никому тебя не одолеть, потому как ты именно независим. Нет у тебя той кнопки, что в детском кино безуспешно искали у мальчика – робота потешные и вовсе нестрашные бандиты. Совсем не такие, как те, которым она носила еду, одежду, лекарства. И которых она обманула, что было невероятно сложно.
Заказчики ужаса не должны были ей поверить, да, судя по всему, и не поверили. Но иного выхода у них не было и потому казалось, скрыться от контролёра будет уже легче лёгкого. Но и в этом она ошиблась. Она, вообще, всегда только и делала, что ошибалась. Всю свою недолгую жизнь.
Женщина без имени, без фамилии. Без возраста. Без прошлого и будущего.
Всю дорогу до места назначения она снова перечитывала мудрость Пророка. Контролёр потребовал, чтобы хоть чем-то занять её голову. Между тем, ей читать было вовсе не сложно. Все суры она знала наизусть, – сама когда-то с неподдельным интересом прочла Священную книгу. Как можно не знать того, перед чем любимый муж преклоняется, становится кроток и послушен. Спокоен.
Однако она ни в первый, раз много лет назад, ни в последний, под строгим взглядом контролёра, она не нашла в Коране ни строчки о том, к чему призывали убийцы, беспрекословно, подобно ей, слушавшиеся лишь её мужа. Не нашла, но промолчала. И ни мужу тогда, ни контролёру много позже ничего об этом не сказала. Перечить им – самоубийство.
Да, однажды Коран стал чуть ли не любимой её книгой, но теперь она видеть его не могла. Знала, всё написано правильно, только читают его все мусульмане по-своему и выворачивают сказанное Пророком, кому как удобно. Даже оправдывают мудрыми словами беспощадные убийства невинных. И никто в целом свете не может этому помешать. Даже сам Пророк. Так зачем же тогда Коран нужен? Для чего его читать? И, вероятнее всего, также обстоят дела и с Библией – книгой, которую она никогда не держала в руках, но откуда-то знала её истории, и никак не могла понять, откуда же.
После акции в Беслане попасть в место назначения да к тому же в далёкой – предалёкой Сибири через всю Россию и даже хоть через короткий её кусочек в Ставрополье, стало совершенно невозможным – со слов контролёра, даже постоянные мздоимцы гаишники, и те перестали брать взятки, а устраивали всем машинам с Кавказа доскональный шмон. И потому добираться пришлось окольными путями через Грузию, Азербайджан, затем по безразличному ко всему происходящему на Земле Каспию. Всё их изнурительное, с долгими простоями в томительном ожидании, путешествие заняло больше двух месяцев. Но как только, через Туркмению и Казахстан, наконец-то прибыли в Новосибирск, где их уже ждала какая-то конура в двухэтажном, наполовину расселённом, деревянном бараке с клопами, они незамедлительно стали готовиться к возмездию.
Ужас должен был случиться, самое большое, через неделю, да и то опасно – узнать про них, что они уже в городе, и зачем, спецслужбы могли в любой момент. И, тогда всё. Ей уж точно погибать, но она этого не хотела. Чего хотела, и сама ещё не решила. Однако всё отчётливее понимала, пока дышит, есть шанс. Малюсенький на то, чтобы и ей дальше жить по-человечески. А, может, и любить снова. Только в этот раз уже и по-настоящему. Не боясь и без сомнений.
Контролёр всякий раз уходил в неизвестность рано утром и возвращался из ни откуда только поздним вечером, и все время был молчалив. Спал он на полу, на матраце. Как верный слуга, у продавленного и скрипучего дивана, который уступил ей, своей спутнице по неволе. Она же никуда из их убежища не выходила, а лишь внимательно изучала карту сибирской столицы для туристов да с интересом разглядывала фотографии красивого огромного города и великолепных станций его метро. И уже к исходу второго дня наизусть знала свой маршрут все ориентиры, по которым в утренний час пик ей следовало дойти до станции «Заельцовская», откуда затем доехать до Красного проспекта, где и выпустить на волю смерть. Самой же быстро уйти.