А мы с тобой не чужие

Бузакина Юлия

— Не имеют?! А почему тогда Даня говорит такое про сестру?

Я отступаю на шаг от Сергея и Данила. Смахиваю слезы с щек. Молчу. Мне больно. Очень.

— Дань, ты должен знать, что мы с папой разводимся. Он меня предал, и я не смогу с этим жить, — произношу твердо. — И та девочка, что тебе навязали в Сочи – не наша Ангелина. Это другая девочка. Папа и бабушка тебя обманули.

— Да что с тобой, Даша?! — Сергей делает шаг вперед, расстояние между нами сокращается. — Достало уже это твое упорство! Развод тебе

никто не даст, неужели ты это не усвоила? Все, поехали домой!

Хватает меня за руку.

— Прекрати! Отпусти! Пусти меня… — я захлебываюсь от слез. — Все кончено, Сереж. Нас больше нет, смирись!

— Мама! Мамочка, поехали домой! — Даня виснет на мне и тоже начинает плакать.

— Отпусти ее! — вклинивается между нами Новиков. Отталкивает меня и сына себе за спину. Они с Сергеем оказываются лицом к лицу.

— Ты че, щенок? Угрожать мне будешь? — Сережа изумленно смотрит на соперника. — Да у тебя никакого права нет на эту женщину! Она и ребенок мои!

— То, что ребенок твой, не дает тебе права распускать руки, — летит колючий ответ.

— То есть, это нормально? — Сергей поворачивается к моим родителям, которые успели вскочить из-за стола. — При живом муже звать в гости любовника дочери?

Глава 47

Мой папа выходит вперед.

— Нормально, если муж оказался подонком. Запомни, Сергей - Даша с тобой никуда не поедет! Не сейчас, ни потом. И дешевые трюки, которые ты проворачиваешь с ребенком, не помогут вернуть мою дочь. А тебя, Даша, если сейчас с ним пойдешь, я не прощу!

Воцаряется молчание.

Я стою между Андреем, папой и Сергеем, и прижимаю к себе Данила. По щекам текут слезы. Мой маленький, избалованный папой и изнеженный мамой мальчик! Мой единственный ребенок. Тебе уже успели навязать сестричку, и ты безоговорочно принял папин грех.

Даня робко поднимает на меня свои зеленые, как у отца, глаза. Смотрит на меня полным непонимания и отчаяния взглядом.

— Мамочка, умоляю, поехали домой… — произносит хрипло. — Я же спать без тебя не могу, мама…

— Данил, мы остаемся на даче у бабушки и дедушки, — качаю головой.

— Да что здесь делать, мам?! — взрывается сын. — Тут же ничего нет, только телевизор, и тот старый!

— Так на рыбалку сходим, пруд же недалеко? — пытается разрядить обстановку мой папа.

Даня хохлится. Выскальзывает из моих объятий.

— Дед, ну давай честно – я ненавижу рыбалку! Я терпеть не могу червей в земле копать, потом вставать на рассвете! Ты старый, ты мне дать уже ничего не можешь. Я хочу к себе домой.

Папе обидно. Я вижу, как дергается его челюсть. Мне тоже обидно за папу. Успел же Сережа вложить в голову ребенку гадости!

— Даня, ты не прав. Извинись перед дедушкой, — твердо произношу сквозь слезы.

— Извиниться? Еще

чего! — Сергей зло ухмыляется. — Мой сын никогда не будет извиняться перед кучкой предателей. Пойдем, Даня. Нам тут нечего делать. А мама еще пожалеет, что нас бросила! Я же тебе говорил, что ты ей не нужен, а ты мне не верил.

— Это неправда! — рвусь вперед, к Данилу, но Сережа ловко уводит его на себя, обнимая за плечи.

— Если это неправда, то почему ты перестала звонить сыну, как только мы уехали? — торжество на лице мужа не передать словами.

— Потому что ты меня заблокировал!

— Вранье! Дань, поехали, заберем собаку и домой?

Сын кивает. Берет Сергея за руку.

Они быстро идут по дорожке в сторону выхода.

У калитки Даня оборачивается.

— Не прощу тебя, мама! — выкрикивает громко, и я замечаю, как дрожат его губы.

Хлопают дверцы Сережиного «Лексуса». Я стою на дорожке и чувствую, как по щекам катятся слезы. Внутри все дрожит, как натянутая струна. За моей спиной стоит Новиков. Он кладет руки мне на плечи, а я никак не реагирую на прикосновения. Я не могу поверить, что у меня только что очень ловко отобрали Даню.

За моей спиной слышится шум.

— Коля! — от пронзительного вскрика мамы закладывает уши.

Мы с Андреем оборачиваемся. Папа, схватившись за сердце, медленно оседает на землю.

— Сердце… — хрипит сдавленно и весь краснеет.

— Папа!

Бросаюсь к отцу. Андрей помогает усадить его в плетеное кресло, помогает расстегнуть пуговицы рубашки, чтобы он мог дышать, мама набирает неотложку.

— Даша, нитроглицерин и аспирин в аптечке на кухне! — кричит мама.

Я бегу, спотыкаясь, в дом. «Нет, нет, нет!» — бьет в голову набатом.

Только не папа. Папу потерять я не готова…

Дальше все происходит, как в очень плохом сне: мы заставляем папу разжевать аспирин и взять под язык нитроглицерин, обмахиваем его веером, чтобы был доступ воздуха и ждем неотложку.

Андрей выходит за калитку, на самый угол неказистой улицы, встречать машину.

Каким-то чудом карета «Скорой помощи» прибывает быстро. Небольшого осмотра хватает, чтобы врачи вынесли вердикт: надо ехать в больницу.

Наскоро собрав документы, мама садится рядом с ним, а мы с Андреем остаемся ждать такси. За руль никто не сядет, успели пригубить вино.

— Даша, дом запри! — успевает приказать мама, и я на автомате киваю. Даже не возмущаюсь глупому замечанию, понимаю, что все на взводе.

«Скорая» уезжает, а мы с Андреем остаемся в ожидании такси. Я забираю сумочку, документы, запираю дом. Мечусь, все валится из рук.

Андрей выходит за калитку. Высматривает такси, которое может легко заплутать в частном секторе.

Я подхожу к нему, становлюсь рядом.

— Почему все так? — шепчу потеряно.

Он поворачивается ко мне.