А не пора ли мне НА УЧЁБУ?!
Шрифт:
Одно радовало — жар спал, и дыхание, поначалу сбивчивое и то и дело стихающее, нормализировалось. Был бы целителем — сказал бы, что угрозы жизни нет, но даже после использования одного из трёх у меня имеющихся свитков исцеления я не мог гарантировать, что Гесса здорова на сто процентов. Но яда в ней точно не осталось, чему я был несказанно рад.
Вот только у нас были и другие проблемы, наименьшей из которых был осевший на полу и стенах дальше по коридору яд. Какие затруднения могут быть у мага уровня средней паршивости императора с уникальными способностями? Всё те же, что и у любого другого мага.
Находящийся чуть впереди перекрёсток, один из отворотов которого должен был привести нас наверх, был замурован плотью подземелья, и, подозреваю, не самым тонким её слоем. После того, как Гесса очнётся, я это, непременно, проверю, но то, что вход закрылся звоночек самый что ни на есть тревожный, ведь без сердца подземелье не могло мыслить, а, следовательно, и принимать такие решения. По меньшей мере, сам зверолюд, принявший тогда форму сердца подземелья, всё ещё был здесь, и явно чего-то добивался. Ему не нужна смерть Кэла, а с моим убийством он сначала провалился, а после «разрешил» пожить до нашей следующей встречи. Главный вопрос — почему тогда он остался тут, а не сбежал? Я ему был не нужен, а Кэл… Герой вполне мог ещё тогда броситься за своим кровным врагом, намереваясь лишить его жизни, и уже внизу попасть в ловушку. В пользу этого говорили перекрытые выходы, ведь вряд ли наш враг решил таким образом сохранить популяцию монстров.
Сложно и ничего не понятно. Я не люблю ловить рыбу в мутной воде, но сейчас иного выхода нет. Если не удастся прорваться сквозь преграду, то придётся или ждать, или спускаться вниз. И ожидание можно сразу отмести, так как из всех продуктов питания у меня с собой пара кусков вяленого мяса, да две фляги. Плюс что-то у Гессы, но ей точно надо есть больше, чем мне. Я и месяц могу поголодать, но вот она, пережив отравление…
— А… Где я?
Тихий голос демонессы заставил меня развеять все нити маны и оторваться от наблюдения за происходящим по ту сторону стены. Я обернулся — и сразу вложил в руки Гессы открытую флягу.
— Всё ещё в подземелье. Как себя чувствуешь? Стало лучше?
— Это… — Она прислушалась к себе, после чего до предела распахнула глаза с алыми зрачками — и с выражением крайнего удивления уставилась на меня. — Что ты сделал? Как?!
— Очистил кровь. Всё, что удалось извлечь… — Я махнул рукой в сторону ямки. — … там. Есть идеи, когда и кто мог тебя накачать ядом?
— …
Гесса отвечать не спешила, сверля взглядом то меня, то выведенные токсины. Продолжалось это где-то с минуту, после чего я вздохнул — и прямо спросил:
— Что-то не так?
А теперь демонесса сначала ухмыльнулась, а потом, уткнувшись спиной в холодную каменную стену, закрыла лицо маленькими ладошками — и истерично рассмеялась, медленно сползя на пол. Скрестив руки на груди, я замер у противоположной стены и решил честно дождаться окончания этой истерики в миниатюре, запретив своему мозгу даже пытаться искать причину такого её поведения. Кто их, женщин, поймёт…?
— Как ты это сделал, Золан? Я долго пыталась, но это невозможно! Лучшие целители разводили руками, когда я обращалась к ним! Миллионы эфир, десятки профессионалов не могли ничего сделать! А ты — вот так, в подземелье, за… сколько я спала?
— Чуть меньше пары часов. —
— Нет…
— Для того, чтобы тебя спасти, я ввёл в твою кровеносную систему, суммарно, около ста пятидесяти миллилитров своей крови. — Всего три порции по пятьдесят — уж больно много оказалось яда. — Моя кровь вобрала в себя все токсины, которые я вывел тем же путём. Свиток исцеления я на тебе уже применил, просто на всякий случай.
— Кровь, значит? Я и не подумала бы, что эта магия может не только калечить… Но тогда выходит, что ты развил дар вампира? Без наставника, или…? — Поймав мой взгляд, Гесса мягко улыбнулась: — Мои выводы навсегда останутся при мне. Клянусь.
— Я благодарен за это. Держи. — Распотрошив свой маленький вещмешок для миссий, я передал голубовласой демонессе кусок вяленого мяса весом в полкилограмма. — Тебе нужно оклематься, потому что у нас образовались некоторые проблемы. Помимо того, что нас попытались отравить в полном монстров подземелье…
И я рассказал всё, что думал о текущей ситуации, предварительно пропустив этот поток мыслей через цензуру имени меня.
— Это… действительно проблемы. В подземелье такого размера могут встречаться и особо опасные его порождения, скрывающиеся на глубине, там, где обычно сокрыто сердце. И их не вытравить никакими ядами…
— Если дело в монстрах, то я справлюсь со всем, что может тут оказаться. По крайней мере, до S-ранга…
— Но проблема в том, что это место подчинено разумному, который уже один раз вас практически убил, но позволил жить ради исполнения каких-то своих планов. — Демонесса задумалась. — Первая мысль — это необходимость доставить героя церкви вниз. Он мог вас убить, но не захватить. Первый закон сильных…
— … равный не может пленить равного. Верно. Но Кэл, при всей своей силе, неопасен для этого зверолюда.
— Это ты так думаешь. Как и всех высокоранговых, у героя может быть что-то, что он может, но не хочет применять. Как у легендарных святых — завершенные силы, отнимающие силу применившего…
Силу. А ведь Глассовер лишился праны именно в бою со смертельно опасным, превосходящим его врагом. Травма, которую он нанёс сам себе ради человечества? Но тогда и Тофа должен был обладать чем-то подобным, но я об этом не знаю. Он считал это маловажной информацией, и потому я не нашёл этого на поверхности доставшейся мне памяти? Или, может, он по меркам остальных святых — слабак…?
Для того, чтобы с этим разобраться, нужно основательно лезть в полученные воспоминания, чего я в текущих условиях сделать не могу.
— Святые обладают такими силами?
— Не все. — Вот и ответ, видимо. А уж в том, что знание об этом у остальных не плавало на поверхности, нет ничего удивительного. — Только самые сильные, волевые и опытные из них. Может быть, сейчас и вовсе нет никого подобного им, ведь в истории за последнюю тысячу лет всего вошло пятеро легендарных святых…
А вот это ни о чём не говорит, ведь Глассовер искренне не желал, чтобы о нём кто-то что-то знал. Так и погиб, сохранив память о себе лишь среди своих товарищей и учеников. А мог купаться в лучах славы, как тот, кто ранил короля демонов.