A place for us to change

themagicspell

– Соф, не заводись. Я не хочу ничего решать прямо сейчас.

– Ты…ты…ты сволочь, вот кто! Бесчувственная тварь!

– Остановись. Хватит обвинять меня в этом! Ты сама, как влюбленная дурочка вешалась на меня все время.

– Ах, это я вешалась? То есть все эти твои знаки внимания, все эти слова это все пустое? Так что же ты меня, дурочку, сразу в постель не затащил? Слабо?

Они кричали друг на друга, кидались грубыми выражениями, бурно жестикулировали.

Нервы Дениса не выдержали. Он раздражённо вышел из комнаты и так ударил дверью, что вся гостиница, кажется, услышала этот яростный жест.

Софья

сползла по стене на пол. Закрыв лицо руками, она, тихо всхлипывая, упрекала себя за то, что была такой навязчивой и грубой. Щеки были мокрые от слез, глаза красные. Это уже была не просто печаль, а настоящая истерика. Она пробиралась изнутри, душила и грызла, от нее было невозможно избавиться, вернее, Софья не имела понятия как. Она никогда ещё не испытывала такого мерзкого чувства, одновременно обиды, страха, одиночества и ненависти к себе. Они были смешаны в идеальных пропорциях, чтобы показать свои худшие качества и разрушить человека как можно сильнее.

Она кое-как переполза с пола на кровать. Сил не оставалось совсем, но их не хватало и на то, чтобы закрыть глаза. Почему он не вернулся, не извинился, не сказал ни слова? Мысли о Денисе засели в голове основательно. Уходи, уходи, УХОДИ! Сил не хватало даже на то, чтобы плакать. Получалось только сдавленно дышать, все тело трясло, и это было худшее чувство за последнее время.

Но ведь жизнь - игра, говорили многие люди, значит, есть много возможностей, много попыток. Возможно, данное происшествие и не было самым страшным. Софья попыталась встать с кровати, получалось плохо. Собрав волю в кулак, она поднялась и пошла в ванную.

С зеркала на нее смотрело нечто страшное, она никогда не видела ничего подобного. На нее смотрел человек, разочарованный в себе, человек, которого предали, человек без мечты. Чтобы больше не видеть его, Софья схватила в руки железную вешалку для полотенец, и со всей силы ударила по зеркалу с диким воплем. Серебряные острые капли брызнули во все стороны, оставляя на коже крохотные порезы, из которых сочилась кровь. В теперь уже разбитом стекле маячило отражение, с сумасшедшими горящими глазами, по виску текла, извиваясь, струйка крови. Это была уже не она, это был монстр, выпущенный яростью. Но монстр был бессилен, он точно также, осознав происходящее, в шоке присел на грязноватый кафельный пол и спрятал в руках милое личико, украшенное злостью.

Издав последний разочарованный стон, Софья упала на пол и, всхлипнув, отключилась.

========== XI ==========

Я хлопнул дверью ее комнаты и зашёл в свою. Разговаривать с ней сейчас было бесполезно, это было бы сравнимо с договором с пьяным в стельку, настолько эмоции захватили ее разум. Я же старался сохранять спокойствие. Из-за стены было слышно, как она плачет, но идти к ней не было смысла, она бы скорее кинула в меня стулом, чем согласилась бы принять мою помощь.

Я не хотел ей навредить, да, я слишком остро отреагировал, но я просто ещё не решил для себя ничего, как и она. Девушкам вообще свойственно торопить события.

Я не спал. Не смог уснуть, если быть точнее. Поэтому когда через некоторое время за стеной раздался звук разбивающегося стекла, я насторожился. Через несколько мгновений я осознал происходящее и стремглав направился в ее комнату.

В поле моего зрения ее не было, а дверь в ванную была заперта изнутри. Я осторожно постучался, сердце мое тревожно билось, руки дрожали. Я не осознавал, что я мог натворить своими глупыми словами и действиями. Я отвратительный человек.

Дверь никто так и не открыл, поэтому я, используя вилку, разобрался с ней сам. Софья лежала на полу, беззащитная, и, я надеялся, спящая. Ирина бы не стала разбираться с этим, а записала бы ее увечья на мой счёт. И была бы права, в кои-то веки.

Перетащить ее на кровать было несложно. Я стер кровь с ее лица, заклеил рану все тем же розовым пластырем. Он мог меня выдать, но сейчас это не волновало.

На столе я на всякий случай оставил две таблетки обезболивающего и стакан воды. Оставлять записку, или уж тем более оставаться самому, было чрезвычайно рискованно: меня вполне могли придушить во сне.

Поэтому я вышел из комнаты, тихонько притворив дверь. Было около трёх часов ночи, но спать я все равно не мог. Так что я нашел в комоде какой-то роман для женщин за сорок и сел читать. Скучные диалоги и отсутствие сюжета убаюкивали, и уже через семьдесят страниц я заснул вместе с книгой.

Утром, а потом и весь день Соня демонстративно меня игнорировала. Отворачивалась, когда я проходил, говорила, когда говорил я, и даже ушла на прескучнейшую экскурсию, только бы не находиться со мной в одном помещении. Я прекрасно понимал ее.

В наушниках играла та самая дурацкая песня о любви. Хотелось вернуться в прошлое и остановить себя, договориться подождать хоть ещё немного. Но было уже поздно.

Я идиот? Да. Я все порчу? Да. Я бы с радостью подошёл и извинился, но она относилась ко мне как к пустому месту, как к дуновению ветра. Ну, значит, не сегодня.

Я заварил себе чай, какой-то травяной, кажется с ромашкой. Сегодня я мог позволить себе шиковать и положил в кружку аж две ложки сахара, вместо одной. Мне можно, у меня стресс.

Я вышел на общий балкон с этой кружкой. От нее в воздух поднимался густой пар, он застилал мне глаза, от него запотевали окна. Но не вид мне был сейчас важен, а свежий воздух. Мы с Соней даже мыслили похоже, я знаю, что на балкон она выходила так часто с этой же целью.

Чай кончился, настроение стоять на балконе тоже, так что я зашел внутрь и уселся на пуфике в коридоре. Без общения я загибался, как цветок без регулярного полива. Сейчас бы я многое отдал за способность сидеть в одиночестве и наслаждаться этим. Но я это я и я, как собачка, ждал прихода своих друзей, чтобы восполнить свои экстравертческие нужды. Если есть такое слово, конечно, “экстравертческие”.

Гугл не ответил ничего дельного на мой этимологический запрос, и я бросил телефон на стол. Бесполезная игрушка.

К вечеру вернулись ребята, и я ушел к ним, не в силах больше сидеть в гордом, но прискорбно унылом, одиночестве. Софья все так же не хотела меня замечать, и я решил не настаивать. По ее жестам и взгляду было видно, что это все наигранно, однако я решил не вторгаться в ее театр и остался покорным зрителем. Пусть развлекается.

Я думаю, что она ожидала, что я буду страдать, рвать волосы на затылке, бегать за ней с жалостливыми криками о прощении. Но я не такой человек, уж простите. Я, на самом деле, ни разу не встречал человека, который решал бы проблемы с отношениями таким образом. Я бы не решился продолжать даже простое общение после такого цирка.