А потом - убийство!
Шрифт:
— Нет! Будь я проклят, если что-нибудь понимаю! — возразил мистер Хаккетт. — Гагерн — единственный из нас всех, кто не мог этого сделать. Он единственный не мог незаметно сунуть в шкатулку отравленную сигарету!
— Дело в том, сынок, — заявил Г.М., — что в шкатулке вовсе не было ни одной отравленной сигареты.
— Что?!
— Я сказал, сынок, что в шкатулке вовсе не было ни одной отравленной сигареты.
— Но…
— Подумайте сами, — сказал Г.М. — Вот вы, — он показал на Монику, — купили пятьдесят сигарет и высыпали их в пустую шкатулку. Никто не брал их до тех пор, пока вы, — он посмотрел на Тилли, — не вытащили одну штуку около половины восьмого. Верно?
— Да.
— Да, но, если бы в шкатулку незаметно подбросили еще одну сигарету, отравленную, там должна была лежать пятьдесят одна штука. Правда? И после того как вы взяли одну, их должно было остаться пятьдесят. Так? Так. Но когда мы их пересчитали, оказалось, что их сорок девять. Что означает, моя милая безмозглая дурочка, что вы вытащили из шкатулки совершенно безобидную обычную сигарету «Плейерз», а потом кто-то незаметно подменил ее отравленной — уже после того, как вы вернулись к себе в кабинет.
— Ерунда! — взвизгнула Тилли.
Она больше не шутила. Она подняла руку вверх, привлекая внимание.
— Слушайте, старый моряк, — сказала она. — Во всем остальном я с вами согласна, но только не сейчас. Подумать только, я — жертва! Ведь я должна была догадаться, правда? А сигарета с отравой была та самая, что я вытащила из шкатулки в соседней комнате.
— Нет, милочка.
— Но я ведь ее курила! Как, скажите на милость, ее можно было подменить, если я ее курила?
— Можно.
— Но как?
Г.М. фыркнул, некоторое время рассеянно разглядывал кончики пальцев, а потом посмотрел Тилли в глаза:
— Вы пьете много кофе, так?
— Верно.
— И чайник у вас кипит целый день. Вы забываете о нем и не замечаете его, пока из кладовки не начинает валить дым?
— Да.
— А что вы делаете, увидев, что в комнате полно дыма?
— Иду в закуток, — Тилли пожала плечами, — и снимаю чайник с конфорки! Я кладу сигарету на край пепельницы, иду в закуток и… — Тилли замолчала. Глаза ее расширились и уставились в одну точку. — Боже правый! Святые угодники! — прошептала она.
Г.М. кивнул.
— Вы, как обычно, оставили сигарету в пепельнице, — сказал он. — Так я и знал, потому что края пепельницы обожжены, да и ваши соседи частенько видели, как вы оставляете в пепельнице сигарету.
И тут ловкач Гагерн, который успел незаметно стащить у вас «Честерфилд», пока вы провожали к выходу Хаккетта и Фиска, просто входит к вам из коридора. В руке у него другая зажженная сигарета. Вот и весь фокус — все зажженные сигареты похожи.
Он меняет сигареты и снова выходит. Из смежной комнаты его не видно, потому что дверь (как всегда) закрыта. Его шагов не слышно, так как каменный пол покрыт линолеумом. Вы возвращаетесь и, видя в пепельнице тлеющую сигарету, естественно, думаете, что она та самая, которую вы туда положили. Красота фокуса заключается в том, что сама жертва уверена: она взяла сигарету в соседней комнате.
Тилли слушала его как загипнотизированная. Наконец, она взмахнула рукой.
— Но ведь, — возразила она, — надо еще было выманить меня из кабинета, заставить побежать в закуток, правда?
— Конечно.
— Все зависело от выкипевшего чайника, — продолжала Тилли. — Но откуда он знал, что чайник выкипит именно тогда, когда я раскурю сигарету?
— Да оттуда, — заявил Г.М., — что ему только и нужно было, что откинуть крышку вентиляционного люка, просунуть руку внутрь и прибавить газ!
Г.М. обвел всех присутствующих торжествующим взглядом.
— Надеюсь, вы помните, что в стене кладовки, прямо над газовой горелкой, имеется старый вентиляционный люк, который выходит в коридор. — Он посмотрел на Монику, которая вдруг живо все вспомнила. — Ни при каких обстоятельствах не забывайте о люке! Он — ключ к действиям Гагерна. Там был его наблюдательный пункт. Там он подсматривал и подслушивал. Через слуховое окошко он слышал каждое слово, произнесенное его жертвой, и видел каждое ее движение.
Наступила тишина; потом Билл Картрайт так выразительно выругался, что Моника закрыла ему рот рукой.
— Конечно, — задумчиво продолжал Г.М., — Гагерн спланировал все заранее — за много дней и даже недель. Он все время таскал отравленную сигарету в кармане и выжидал удобного случая.
В среду, в половине пятого, Гагерн и Билл Картрайт вышли из моего кабинета — время установлено точно. Позднее мы смогли вычислить все его передвижения. Он извинился перед Картрайтом, сказав, что должен встретиться с женой. Однако он с ней не встретился; он оставил для нее сообщение в клубе «Эксельсиор», а сам поехал прямо сюда.
Он не знал наверняка, что в тот вечер ему придется действовать. Он собирался походить вокруг и посмотреть, не подвернется ли удобный случай. А потом события начали разворачиваться с умопомрачительной скоростью. Почему? Потому что, рыская вокруг и подслушивая, как всегда, он обнаружил, что Тилли заканчивает переделывать последний эпизод и возвращается в Америку. И тут Джо Коллинз — Курт фон Гагерн — совершил последнюю, самую грубую ошибку. Он уже немного тронулся на почве страха разоблачения от женщины, которая нарушала его спокойствие. И вот он сдуру решил пойти и прикончить ее.
Расставил капкан, подменил сигареты — и попал прямиком в мои широко расставленные любящие объятия.
Снова наступила тишина. Мистер Хаккетт механически налил всем еще; настроение у всех, упавшее было, начало улучшаться. Тилли Парсонс хихикнула. Она разглядывала Г.М. с неподдельным интересом.
— Знаете, — заметила она, — старый моряк, вы — ловкий сукин сын!
— Я старик, — возразил Г.М., с достоинством выпрямляя спину. — Но всякий, кто пытается обвести меня вокруг пальца, потому что думает, будто я выжил из ума и гожусь только для палаты лордов… р-р-р! Всякий раз, как я вспоминаю об этом, мне хочется грызть ногти. И тем не менее, — он оглядел всех поверх очков, — надеюсь, вам всем стало получше?