«А существует ли любовь?» – спрашивают пожарники (сборник)
Шрифт:
– Да ты что…
– Но я думаю, что вдвоем …
– Тс-с… помолчи немножко… а то мы, кажется, перезвенели.
Мать идет в ее комнату, включает магнитофон. Тихая мелодия.
– Расслабь лицевые мускулы… Ах, как хорошо… Который час, кстати?
– Одиннадцать.
– Я начинаю волноваться.
– Да ну тебя, кто сейчас возвращается в это время!
– Ну она же сумасшедшая … Какая музыка… как хорошо.
В это время звонок в его квартире. Он открывает дверь. На пороге опять Она… Он протягивает ей кофту.
– Всегда что-нибудь забываю, – деловито проходит на кухню, откуда раздается шум воды.
– Который час?
– Одиннадцать.
Она стоит и что-то молча высчитывает, шевеля губами.
– Как ваш в розовых джинсах?
– Я все понимаю по дороге. У меня даже есть теория на этот счет: когда движешься, становишься машиной, и, наверное, тогда и включается подсознание. Недаром – машинально от слова «машина»… Пока я шла домой, я установила, что оставила у вас кофту и что… как ни странно, нигде больше не было объявления о «певице». Оно висело только у моего дома. Поэтому, когда я увидела этого, в розовых джинсах, я совсем не удивилась: он оказался тем самым типом… который уже месяц торчит против моего окна, когда наступают сумерки.
Он усмехнулся: – Значит, все-таки…
– Пришлось побыстрее уносить ноги. А то у меня беда: если я нравлюсь человеку, а он мне понятен, я его начинаю доводить. А это не все терпят.
И вдруг быстро направилась к окну.
– Что?
– Так… удостовериться… кое в чем… Сколько сейчас?
– Четверть.
– Ну, прощайте.
– Прощайте.
– Прощайте…
Она медленно идет к двери, – Черт! Ах черт! – Она беспомощно садится, лихорадочно стучит зубами, – Только вы не бойтесь! – ее бьет озноб, – Это пройдет… Мне нужен горячий чай! – кричит, – Мне холодно!
Он в панике хватает брезент и начинает укутывать ее.
Она требовательно:
– Мне холодно! Мне холодно! Мне холодно!
– Сейчас… Сейчас…
Он нелепо кутает ее в брезент. Она сидит, стуча зубами.
– Я южный человек… Я не могу без солнца! Дрожь постепенно затихает.
– Получше?
Она вдруг, очень спокойно:
– А вы не испугались! – усмехнулась, – Здорово! Обычно они боятся больных. Притом даже не то чтобы заразиться боятся, просто больной им неприятен. А вы первый, не испугавшийся моей странной лихорадки… Потрясающе! Знаете, у меня есть мальчик знакомый… и он, вместе с моей подругой Эрикой, навещал в больнице еще одну нашу общую подругу. Она лежала в психиатрической клинике. И мальчик ее полюбил. Потом девочка выздоровела – и люди расписались. Вы не представляете, что устроили они… И не потому, что они ее не знали или она им не нравилась. Нет, потому что девочка лежала в нервной клинике! Я часто задаю себе вопрос: откуда такое отвращение к страданию?
Он усмехнулся и невзначай дотронулся до ее лица. Она тотчас вскочила.
– Мне надо позвонить, – торопливо набирает номер.
Звонок в комнате матери.
Мать: – Алло…
Она молчит.
– Алло! Алло!
– Это я.
Мать кричит:
– Где ты находишься? Я схожу с ума!
Она молчит.
– Ну, где ты? Ну, умоляю! Ты будешь отвечать?
– Нет.
– Ну, хорошо, только ответь: с тобой что-то случилось? Ну? Ну? Я умоляю!
– Нет. Скоро буду! – Гудки в трубке.
В комнате Матери.
– Слава Богу! Где она?
– У Эрики.
– Что же ты не могла сама туда позвонить?
– Она телефона не дает.
– То есть как это – не дает?
– Отстань!.. Боже мой, я почему-то вдруг так испугалась!
В его комнате… Она положила трубку, помолчала. Молчит и Он.
– Что меня особенно удивляет, самая тонкая перегородка – это между больными и здоровыми – и нет большей пропасти. Да, я что-то забыла…
– Забыли дрожать.
– Нет! Нет! Это была правда! Слышите! Тут вы ничего не поняли. Все так прекрасно понимали! Это у меня внезапно проходит… И так же внезапно появляется! Это правда! Который час?
– Половина…
– Вы спросили, почему я не боюсь ничего? У меня есть такая теория: с рождения в человеке заложена интуиция. Но мы ее с возрастом – засоряем. В истинном виде интуиция остается только у детей и у животных. Так вот, я ее в себе не заглушила. Когда я вижу два яблока – красное и зеленое… и интуиция подсказывает мне: возьми зеленое, но я все-таки беру красное… оно оказывается червивым. Поэтому, во-первых, я сразу понимаю: надо ли мне бояться, а во-вторых… Замолчала, но вдруг серьезно, – А вот вы зря не боитесь меня. Может, я оставила у вас кофту нарочно, чтобы вас погубить! Может… обитало в пространстве некое кровожадное существо… – помолчав, – А если бы вы узнали обо мне ужасную вещь, а? Вы поверили бы?
Он засмеялся и молча дотронулся до ее волос.
Она тотчас вскочила.
– Откройте дверь! Немедленно! Мне домой нужно! Откройте!
Он испуганно открывает, и Она вихрем уносится в открытую дверь…
Он один. Начинает стелить постель, улыбается и бормочет:
– Открывается дверь и входит… И оттого, что она психованная… или черт знает отчего… И вот уже «охладевший и отживший»… А где же – разочарование и мудрость?.. А как же – «Быстро стареют в страданиях для смерти рожденные люди?!» – смеется, – Ужас!
В комнате Матери.
Подруга, одеваясь: – Письмо капитану за тобой, писатель!
– Чао! Я спать хочу.
Подруга уходит.
Мать напевает: «Раз пятнадцать он тонул… но ни разу… но ни разу… но ни разу…»
Задумавшись, сидит на тахте. Стук входной двери – в квартиру входит Она.
– Явилась – не запылилась. Есть хочешь?
– Хочу.
Она проходит на кухню. Открывает холодильник.
Мать кричит:
– Не ешь стоя! В парикмахерской была?
– Естественно…
– Удачно подстриглась, совсем не видно. Как Эрика?
Она молча проходит в свою комнату.
– Опять рылись на моем столе?
Мать, думая о своем:
– «Но ни разу даже глазом не моргнул».
Вынимает из спального ящика подушки, белье и стелет на тахте. Она ложится на кровать, включает магнитофон и шепчет.
– Письмо первое: «Я увидела вас… – взгляды перекрестились – это было страшно. Меня отшвырнуло, показалось, что падают стулья. В изумлении я обвела глазами вокруг, но все было на месте. И в панике я бежала, бросив на поле боя кофту, как стяг, как бестелесное свое тело… А потом были бессмысленные слова, в которых, как в скорлупе, шевелились те слова. Какое было серое небо весь день. И в дальнейшем все самое грустное и нежное… когда все будет правда… будет происходить при этом дожде… Я все знаю, что будет… Воспоминания о будущем. А теперь – убийство, – стирает запись, – Точнее – самоубийство».